чуть наклониться, как препятствие осталось позади. Перед нами предстал старый заброшенный стадион скромных размеров. Местами были сломаны стулья, какие-то даже валялись на поле, от футбольных ворот тоже ничего не осталось, только железные балки.

Под ногами влажная земля, что с каждым шагом напоминала затягивающее в свои сети болото, промозглый колючий воздух пронизывал до костей, а мрачные свинцовые тучи над головой не предвещали ничего хорошего. Проклятая атмосфера подливала масла в огонь, щекоча и без того расшатанные нервы.

– Леся позвонила в полицию, – сообщил вдруг Барских, когда мы прошли большую часть стадиона.

– Похвально, – процедил я, останавливаясь напротив того самого сарайчика, двери которого были открыты. Заглянув туда, мы обнаружили лопаты, валяющиеся перед входом, грабли, пару тяпок и бутылку из-под виски.

– Скоро приедут копы, все закончилось.

– Хрен, что закончилось, – повысил голос я, пнув лопату. Помещение было ничтожно маленьким, здесь, даже если захочешь, не спрячешь никого. Оглянувшись, я вновь схватил Барских за грудки, притянув к себе. Он был чуть ниже меня ростом, поэтому не составило труда приподнять парня, намекая, что поблажек не будет.

– Ты меня за идиота держишь, мать твою? – в висках словно проносились невидимые пули, пронзающие мозг. Я плохо соображал, только и мог, что сжимать края пиджака Барских.

– Я клянусь, – на выдохе протянул Мот, затем его взгляд метнулся вправо. Зрачки расширились, губы разомкнулись, казалось, парень едва мог дышать, пребывая в шоке от увиденного.

Я поставил его на землю и тоже повернулся, замечая свежую рыхлую землю, насыпанную горкой.

– Неужели они ее… – прошептал Матвей.

– Арина! – закричал я, срываясь с места.

Нет! Нет! Нет, Господи! Прошу!

Меня несла неведомая сила, будто сам ветер толкал в спину. Я приземлился на колени и дрожащими руками начал рыть землю, молясь Всевышнему, чтобы это оказалось ошибочной догадкой. Пусть бы братство решило проучить меня так, пусть это было бы моим наказанием, карой свыше за глупость. Но только не Арину.

Под ногти забилась грязь, а подушечки пальцев покрылись влагой. Дрожащими руками я рыл землю, откидывая горсть за горстью.

– Ариночка! Арина! – шептал, ощущая, как горло сводит спазмом. И только когда легкие вспыхнули адовым пламенем, что нещадно обжигало каждую клетку в теле, я понял – не дышу.

– Дан! – раздался позади голос Барских. Он кинул мне лопату, и сам принялся копать. Я подскочил, напоминая себе, что так будет быстрей.

– Милая, держись! – бормотал, сильнее нажимая ногой на железное основание. Раз за разом, все чаще и глубже врезаясь наконечником в землю, надавливая с большей силой, представляя, что это не земля, а глотка проклятого Рогова.

Ублюдок! Больной конченный психопат! Убью! Разорву на части!

С неба начал срываться снег, ветер кусал фаланги пальцев. Его вой разносился убийственным криком, кружа по лесу, проникая сквозь высокие ели, дыры в ржавом заборе и старые стулья, отвечающие противным скрежетом.

И вдруг я наткнулся на что-то твердое, будто нашел коробку с сокровищем. Вдали раздался крик ворона, я оглянулся, замечая, как птица парит над нами, и как переливаются чернотой ее гладкие крылья. Она нацелилась прямо на нас, летя на бешеной скорости, словно безумная мгла, планирующая настигнуть путников в дороге.

– Твою мать! – выругался Барских. – Это гроб что ли?

Я откинул лопату, упав вновь на колени.

– Арина! – вырвалось из самого сердца.

Мы переглянулись с Матвеем. Оба ошарашенно смотрели на деревянную крышку, затем я еще раз крикнул:

– Ариночка!

– Давай откроем, я, честно, не знаю, – сглотнув, говорил Барских. Я схватил лопату, начал резче рыть, чтобы получилось вскрыть ящик. Но чем больше рыл, тем ясней становилось – это был гроб. Самодельный, походившей на обычный прямоугольный короб, но просто так подобное ведь закапывать не стали бы?

Эта мысль напугала, врезалась в глотку, будто острый нож. Мне впервые было настолько страшно. Страшно, что опоздал, что внутри моя Арина, и, не дай бог, она не дышит.

– Помоги мне! – скомандовал я, пытаясь поднять крышку, которая отчего-то оказалось безумно тяжелой. Барских подбежал к другой стороне, подхватил, и мы вместе сдвинули ее набок.

Сердце у меня пропустило глухой удар, когда я увидел ее – мою Арину. Она лежала неподвижно, с прикрытыми веками, скрестив руки на груди. Словно неживая мраморная кукла.

– Арина! Милая!

Арина была холодной, и на мгновенье промелькнула дикая мысль – мертва. В глазах защипало, по щеке скатилась скупая мужская слеза. Подхватив Филатову на руки, я прижал ее к груди, как дурак раскачиваясь из стороны в сторону, словно это могло помочь. А потом вдруг нащупал пульс. Едва ощутимый, но он был.

Долго не думая, я подорвался на ноги, крепче прижав к себе Аринку, и сорвался с места, в сторону академии, в сторону тепла. Она была безумно холодной, льдинкой в моих ладонях. Пока бежал, в глазах то и дело вспышками отражались яркие воспоминания из нашего детства.

Вот она протягивает из-за спины мне новогодний подарок, смущенно отводя взгляд в сторону. Сама ведь делала – связала шапку, которую я так ни разу и не надел. А ведь Аринка старалась, выспрашивала у учительницы технологии как правильно, как красивей.

А вот школьная дискотека. На Филатовой ослепительное бирюзовое платье, туфельки на маленьком каблуке, а на губах улыбка, что навсегда впечаталась мне в память. Она скромно стояла в уголке, скрестив руки за спиной: ждала долгожданного танца, кавалера, который пригласит на медляк. Но никто так и не подошел. Потому что я, даже танцуя с другой девчонкой, весь вечер пялился на Аринку. И болтал о ней без умолку, вот пацаны и решили, что у нас намечается роман. Однако ничего не наметилось ни тогда, ни позже.

Сколько себя помню, мы всегда были близки. Только кто бы знал, чем по итогу обернется наша близость.

Выбежав на площадку, от которой до академии оставалась буквально рукой подать, я споткнулся, но не из-за камней, которые назойливо попадались под ступни. Впереди стоял белый внедорожник, а рядом с ним дядя Рома и тетя Катя – родители Аринки. Позади тормознул джип отца. Он вальяжно вышел из салона, кутаясь в кожанку, словно молодой пижон. Но когда заметил меня, моментально напрягся.

Дядя Рома тоже перевел взгляд и буквально в долю секунды сорвался с места, навстречу ко мне. В его глазах билась паника, неподдельный страх отразился на лице, а пальцы сжались в кулаки.

Я плохо помню,