действующая церковь. Но каждый день поет церковный хор. Через полтора часа начнется, мы еще на купол успеем сходить.

Хор под куполом произвел незабываемое впечатление. Никакой аппаратуры, никаких спецэффектов, даже никакой музыки. Ангельские голоса, поющие на языке ангелов. С ума сойти. То есть, церковная служба это не только протокольное мероприятие по формированию культурного кода, а концерт, который создает возвышенное настроение. Чтобы простолюдины не зверели от тяжелой жизни. Дорого, конечно, но храм один раз построить — и он будет стоять тысячу лет.

Завершив экскурсию, Колоб предложил пойти перекусить. Они отстояли небольшую очередь и попали в скромное кафе, где взяли по стакану вина и по плоскому пирогу с сыром и помидором. Эта штука называется «пицца», — вспомнил Уинстон, — Любимое блюдо итальянской мафии. Пицца заметно отличалась от пирогов русской кухни. Вроде и там и там в тесто кладут одно и то же, но совсем другой вкус.

В Эйрстрип Ван редко пьют вино. Свой виноград не растет, потребностей в закупках за океаном Министерство Изобилия не видит, а контрабандой выходит невыгодно. Крепкие напитки стоят дороже, чем вина, а транспортные расходы в пересчете на бутылку такие же. Интересный напиток. Не похож ни на чай, ни на кофе, ни на пиво, ни на джин, ни на ликеры. Есть что-то общее с коньяком.

— Я вот думаю, что тебя не просто в город выкинули, а работу предложили? — спросил Колоб.

— Преподавать английский в университете, — ответил Уинстон, — Младший научный сотрудник. Ставка шестьдесят рублей. По паспорту сразу дадут комнату в общежитии и поставят в очередь на квартиру. Если женюсь, очередь пойдет быстрее.

— И ты согласился?

Уинстон удивленно посмотрел на русского.

— Ты думаешь, передо мной меню развернули? Хотите туда, хотите сюда? Хотите на нас поработать, хотите на родину вернем?

— Не знаю. А что, завербовать не пытались?

— Кому я нужен? Предлагали, конечно, но без настойчивости. Я сказал, что не хочу быть предателем, и что могут меня расстрелять, — здесь Уинстон соврал, но подобрал формулировку, которую смог произнести, как говоря правду.

— А они?

— Они ответили, что вам тут дорог каждый человек, который может принести хоть какую-то пользу обществу.

— Они всегда так говорят. И менты, и прокуроры, и судьи. Зеленые, значит, тоже. Только врут.

— Почему врут? Меня же вот на работу отправили. По специальности.

— Человек им не дорог. Человек им дешев. По мне, так лучше грабить и убивать, чем жить на их условиях.

Уинстон пожал плечами.

— Грабить и убивать я не умею…

— Ха-ха-ха! — перебил его Колоб искренним смехом. Чуть пиццей не подавился.

— Что смешного?

— Меня про тебя много спрашивали. Кто ты такой на самом деле. Зеленые подозревали, что ты военспец и прикидываешься лохом. Как настоящий шпион. Ты при мне дрался с япошками. Потом вы втроем замочили тех, что были в грузовике, а там не трое было. Потом ты отстал, чтобы прикрыть своих. У нас это считается очень круто.

— У нас, наверное, тоже. Я не военный.

— А потом мы с тобой на двоих замочили пятерых крыс и кицунэ. Причем на тебе трое.

— Так получилось.

— И тогда в машине ты сказал, что убивал людей в Англии.

Русские до сих пор не привыкли к «Эйрстрип Ван».

— Это другое.

— В каком смысле?

— Каждый может убить, когда защищает себя. Или на войне. Или из мести. Я не буду убивать за деньги.

— Ты в армии служил?

— На флоте. Живого врага даже в прицел не видел, если ты об этом.

— А увидел бы?

— Выстрелил бы. Это другое. Тут или ты, или тебя. А когда надо жить с того, что убиваешь мирных людей за деньги, совсем не то. Ты ведь должен сам понимать. Ты и так и так убивал.

— В общем, я тебя отмазал. Говорил им, что ты по жизни гражданский, и на себя брал по максимуму.

— Спасибо.

— Но мне лапшу на уши не вешай.

Чудесное выражение. Почему русские называют недостоверную информацию макаронными изделиями? Лапша это простая понятная еда, которую сложно приготовить неправильно или испортить.

— Тот, кто готов работать за шестьдесят рублей, не поедет через море с бандитами. Если поедет, так не будет там драться и стрелять. Ты держишь голову как человек с чувством собственного достоинства. Глаза не бегают, руки не дергаются, ноги не семенят. У тебя дорогие зубы. Импланты на обе челюсти. У нас пластическая хирургия официально только для героев войны и для большого начальства. У вас, я уверен, тоже. Или за большие деньги.

— Да, это дорого.

— У нас есть выражение «я бы с ним пошел в разведку». Или не пошел. Понимаешь, что это значит?

— Про надежность?

— Про надежность. Те двое ваших, по которым видно, что они вчера из армии, с тобой в разведку пошли. И твой босс, а он не лох, раз такими делами ворочает, тебя с ними отправил.

— Да. Ты это к чему?

— К тому, что лучше быть богатым и авторитетным человеком у себя на родине, чем у врагов пробирки мыть.

— Можешь помочь мне вернуться? Но взамен предлагаешь поработать в банде?

— Вроде того.

— Допустим, ты придешь к норвежцам и скажешь, что я хочу уехать с шотландцами. Но они бесплатно не повезут. И я не уверен, что Мерфи заплатит за то, чтобы меня вернуть.

— За тебя заплатят. Деньги не проблема.

— Мы грабим банк?

— Тебе важно не нарушать закон?

— Я не хочу попасть в вашу тюрьму.

— Тюрьма — дом, там люди живут, — усмехнулся Колоб.

— Я свое отсидел.

— Скажем так, за каждого человека, которого нам с тобой придется застрелить, если, конечно, придется, нам дадут не срок, а медаль.

— Японцы?

— Японцы. И русские, которые работают на японцев.

— Тебя контрразведка завербовала?

— Типун тебе на язык!

Что такое «типун», Уинстон не знал. По крайней мере, среди синонимов к половому органу такое не значилось. Значит, это не ругательство, за которое бьют или убивают, а просто что-то невкусное.

— У нас свои интересы, у зеленых свои, — сказал Колоб, — Сейчас они зацепились за тех японцев. Предположили, что это шпионы, а те, кто под ними ходит, агентура.

— Если кто-то ходит под шпионом, то он агент, — согласился Уинстон.

— А на самом деле японцы просто продают опиум, а братва просто покупает и перепродает по стране, — продолжил Колоб.

— У нас кто работает с врагом, тот тоже враг. У вас нет?

Колоб вздохнул.

— Для государства мы, воры, и так враги. И без японцев. Японцы тоже и так враги. И без воров. Шпионаж и контрабанда это разные составы преступления.