и без мучений, а будете артачиться, я отдам вас моим ребятам позабавиться, а затем вами займётся Вакула. Он заставляет говорить кого угодно, даже немых.

Ульяшка послала Галаню в такие края, что стоявшие рядом казаки весело присвистнули. Даже они, мастера по матерной ругани, и то не знали подобных выражений. Атаман ударил девицу сапогом по лицу, повыбивав половину зубов.

— Ну а ты что скажешь, красавица? — поинтересовался Галаня у Парашки.

— Хорошо, я покажу, — обречённо ответила разбойница.

Ульяшка забилась в приступе ярости. Её изуродованное лицо перекосилось.

— Не смей, коза! — завопила она. — Пускай ничего не получат!

Парашка виновато посмотрела на неё, но ничего не ответила.

Как только рассвело, мы двинулись в путь по густому лесу. Первым шёл Вакула, тащивший на верёвке Парашку. За ним следовал Галаня. За Галаней шёл я, уже почти полностью оправившийся от ран, а за мной ещё десять ватажников.

Вскоре мы оказались возле едва заметного лаза, ведшего в тёмную пещеру.

— Здесь, — сказала Парашка.

— Васька, а ну слазь, узнай что там, — сказал мне Галаня.

Я зажёг факел и осторожно протиснулся внутрь. Пещера была маленькая с низким сводом. Я едва смог выпрямиться в полный рост. Посреди неё стоял бочонок, почти доверху наполненный серебряными и медными монетами, как русскими, так и персидскими, бухарскими, индийскими.

Я позвал на помощь ещё двух человек. Совместными усилиями мы вытащили бочонок наружу.

— Кажись, мы снова богаты, — молвил один из казаков, окидывая жадным взглядом извлечённый на свет божий клад.

И тут, воспользовавшись тем, что внимание конвоиров было на мгновение ослаблено, Парашка сделала отчаянную попытку бегства. Она ударила Вакулу промеж ног и бросилась в заросли. Казаки с угрожающими воплями устремились за ней. Они гнали ее, окружая со всех сторон, пока разбойница не оказалась у края глубокого обрыва. Её окружили, отрезав все пути к спасению. Парашка тоскливо и отчаянно поглядела мне прямо в глаза, зажмурилась и кинулась с обрыва головой вниз.

Вернувшись в стан, Галаня рассказал Ульяшке, как умерла её сестра. Затем опрокинул голову атаманши на пенёк и быстрым ударом огромного топора отсёк её.

К пленённым разбойникам Галаня обратился с цветастой речью, призвав присоединиться к нему. Видя судьбу своих атаманш, отказаться никто не посмел, и людей у нас сразу стало вдвое больше.

Добавив к своей флотилии трофейные будары, мы продолжили путь. К Казани подошли ненастной ночью, когда ливень хлестал из закрывших звёзды туч. Не было видно ни зги на расстоянии вытянутой руки. Только два раза блеснувшая молния выхватила из тьмы стены кремля и верхушку башни Сююмбике.

Этой ночью мы высадили на берег Дуньку Казанскую. Она тут же растаяла в бушевавшей стихии. Затем три дня подряд солнце было скрыто свинцовыми грозовыми тучами. Берега Волги возвышались теперь сплошной стеной гор и обрывов, покрытых, насколько хватало глаз, густыми лесами. На утро третьего дня мы увидели Шайтан-гору.

Будары и лодки вошли в узкую протоку. Протока эта изобиловала песчаными мелями и корягами, поэтому суда то и дело приходилось тащить чуть ли не на руках.

И вот, наконец, лес расступился, и перед нами заблестели мрачные воды большого озера. На его противоположном берегу возвышалась гора с почти отвесными склонами. На вершине горы чернели мощные каменные валы. То ли пожар, уничтоживший твердыню Чёрного мурзы, был настолько сильный, то ли на этих местах действительно лежало проклятье, но с тех пор на вершине Шайтан-горы не росло ничего, даже сорняков и лишайников.

Суда пристали к берегу. В крепость можно было попасть только по едва заметной тропе, которая поднималась в гору и обрывалась перед разрушенной воротной башней головокружительной пропастью.

Взвалив на плечи свои пожитки, мы принялись карабкаться по тропе вверх, постоянно скатываясь обратно и кроя по матушке все, на чём свет стоит. Чтобы перебраться через пропасть срубили несколько толстых сосен и, сбив их в неуклюжий мост, перекинули на ту сторону. Осторожно двинулись цепочкой по одному человеку, причём каждый, перед тем как ступить на ненадёжный мост, глядел вниз и осенял себя крестным знамением.

От одного из казаков Господь в тот день отвернулся. Он споткнулся о сучёк и, издав крик ужаса, полетел вниз с огромной высоты, разбившись насмерть.

— Надо бы сделать мост получше, — прочтя нараспев молитву, деловито произнёс поп Филька.

Внутри крепость выглядела столь же зловеще, как и снаружи. Единственным сохранившимся зданием была массивная караульная башня. Внутри двора лежал старинный медный единорог. Судя по узорам, украшавшим его, он был отлит в Турции. Медь от старости покрылась зелёным налётом, единорог был почти полностью погребён под землёй, и было видно, что лежит он тут уже ни одно столетие.

Я поднялся на вал и поглядел вниз. Там, далеко, сверкали мрачные воды озера, в котором по утверждению бурлацкого кашевара Ивашки жили мстительные кикиморы, а за озером простирались необъятные зелёные просторы лесов, разделённые широкой полосой Волги. Я увидел вдали едва различимую купеческую расшиву и подумал, что Шайтан-гора идеальное место для разбойничьего гнезда.

Галаня тоже взобрался на вал и, приложив ладонь к глазам, проследил за моим взглядом.

— Нападём на этого купца сегодня ночью. Разжигайте костры, нам нужна сажа, — сказал он. — А ты Васька с нынешнего дня будешь моим есаулом.

Глава XXI

Бесчинства «чертей» в Василёвском уезде. Расправа с воеводой. Я узнаю о подземельях древней крепости. На Шайтан-горе появляется помещик Филин. Он предлагает захватить «царёв корабль». План Филина. Галаня даёт согласие.

С тех пор в Василёвском уезде сделалось неспокойно. На реке объявилась ватага разбойников, которую местные быстро окрестили «чертями». Нападали они только ночью, появлялись как из-под земли, рожи до черноты мазали сажей, так что белки глаз казались светящимися в темноте.

Многие утверждали, что верховодит этой нечистью вернувшийся из ада страшный атаман Галаня, который разбойничал здесь в прежние времена. Впрочем, просвещенные люди в это не верили. Астраханский губернатор Волынский во всеуслышание объявил о том, что он полностью перебил ватагу сего знаменитого атамана, а так же захватил несметные сокровища, награбленные тем в Персии. Голову же самого Галани губернатор приказал насадить на кол и выставить на всеобщее обозрение у Пречистинских ворот кремля.

Правда злые языки поговаривали, что голова эта была настолько изуродована, что опознать в ней Галаню не было ни малейшей возможности.

Государь Пётр Алексеевич, прослышав об успехе Волынского, послал тому поздравления и велел отправить захваченные сокровища в царскую казну. Волынский ответил, что лично доставит их в Питербурх, а так же привезёт в стеклянной банке голову атамана Галани, которую он велел