Веригин посмотрел на Дениса осоловевшими глазами. Потом, потрясая вилкой с нанизанным огурчиком, спросил у Рооса:

– Нечего сказать?

Американец не согласился:

– Позвольте, генерал! Одно из изобретений вы просто держите в руках!

– Огурец?

– Нет, вилку.

– Вилку? – переспросил генерал.

– Представьте себе, ее изобрели итальянцы. У них есть такое блюдо – лазанья.

– Я пробовал, – вспомнил Тучин. – Вкусно! Слой пасты, слой сыра, слой овощей, слой мяса. Все вместе запекается в печке.

– Простите за неосведомленность, – вмешался Рухнов. – Что такое паста?

– Итальяшки так называют макароны, – пояснил Тучин.

– Верно. – Роос продолжил: – Такое блюдо невозможно есть руками (слишком горячее) и ложкой (чересчур скользкое). Поначалу ели лазанью с помощью шила.

– Вот идиоты! – прокомментировал Веригин. – Гришка, а почему рюмка пуста?

Тоннер делал Гришке отчаянные знаки: в доме убийца, и пьяный генерал ему не помеха, трезвый же – наоборот. Но Гришка Веригина боялся больше, чем доктора, и покорно налил еще.

– Вскоре, – продолжил свой экскурс Роос, – кто-то придумал есть лазанью с помощью двух шил, а позже соединил их в один столовый прибор.

– Ты, Корнелий, не обижайся, – сочувственно сказал Веригин. Этнограф генералу в общем-то нравился. – Сходи-ка, братец, в хлев, посмотри на вилы! Без всяких макарон их придумали!

– Вилка – это так, для примера. Столько всего изобретено за последнее время! – И Роос начал торопливо перечислять: – Паровой двигатель, железные дороги, электричество.

– Еще раз говорю – все это глупости от неправильного питания. Кому-нибудь из вас нужно это самое электричество?

Генерал обвел взглядом присутствующих. Многие и слова такого не слышали.

– Так что запишите-ка рецепт щей. Пусть ваши пухлые итальянки, – генерал любил женщин тонких, стройных, с узкими бедрами и плоским животом, таких, как Елизавета Берг, – его освоят и спасут, наконец, несчастную Европу от демократии.

– А мне итальянские женщины понравились. И в постель их не надо затаскивать, сами ложатся! – Тучин улыбнулся воспоминаниям. – А страстные… Не то, что наши… – Саша отодвинул наваливавшегося на него Николашу. – Русская баба как бревно! Даже ногами не дрыгает!

Генерал привстал:

– Зато русские мужчины – о-го-го! Ко мне парижанки в очередь записывались… Гришка, налей!

Веригин жадно осушил рюмку, будто год не пил.

– Вы не только от кавалерии, вы и от любви генерал! – восхитился неудачливый по романтической части Рухнов.

– От любви? – У Веригина вдруг защемило за грудиной, внутри все сжалось. Генерал почувствовал, что даже если Елизавета отравительница, он любит ее больше жизни. Вслух лишь прошептал: – Это не любовь, это плотское. Любовь одна на всю жизнь дается, и кого полюбишь: честную женщину или преступницу – не знаешь. И сделать с этим уже ничего не сможешь…

Генерал внезапно уронил голову на стол и разрыдался. Мигом к нему подскочили, с трудом довели до комнаты и заботливо уложили в кровать прямо в мундире. Адъютант Николаша в перемещении командира не участвовал. Его самого, обнимая за плечи, вел пленник – Саша Тучин.

Когда Веригин захрапел, Киросиров вновь почувствовал себя главным.

– Почему арестованный здесь?

– Сейчас я Сашеньку запру, – чересчур радостно сказал Николай. Киросиров пригляделся к нему, адъютант ответил милой улыбкой.

– Вы пьяны?

– Что вы? Со вчерашнего вечера не пригубил. – Это прозвучало столь искренне, что не поверить было нельзя.

Тоннер огляделся – снова все в сборе. У двери стоял задумчивый Митя, рядом с ним Рухнов, Роос, Пантелей и Петушков. Сзади шептал молитву отец Алексей.

– Урядник, – вдруг обратился к Киросирову Тучин. – Помните, я говорил, что Данила на меня поклеп возвел?

– Помню, – процедил Киросиров.

– Он нашел пистолет и ключ от комнаты Шулявского, верно?

– Верно.

– А я еще вот это в комоде нашел. – Тучин достал из сюртука темную склянку.

– Моя, – радостно признал Глазьев. – Думал, потерял вчера.

Тоннер озабоченно спросил:

– Когда пузырек пропал?

– Я всегда его с собой ношу – в нем помещается двойная доза. Вчера вечером был, а проснулся – нет его.

Тоннер открыл притертую крышку – емкость была пуста.

– Вечером тоже пустой был? – спросил Тоннер.

– Обижаете, полный, – ответил Антон Альбертович.

– Куда же содержимое делось?

– Наверное, вытекло.

Тоннер осторожно понюхал скляночку.

– Чувствуете, опием пахнет? – спросил Тучин.

– Знакомы с этой отравой? – удивился Илья Андреевич. – Откуда?

Тучин, как всегда, не смутился:

– Человек должен все попробовать. Не так ли?

– И людей убивать решили попробовать? – влез в разговор урядник.

Никто и опомниться не успел, как Тучин прижал Киросирова к стенке:

– Не убивал я поляка, слышишь! Это Данила сделал! И князя вашего он отравил! Когда пьяного Глазьева в комнату волок, вместе с девкой опий и спер!

Угаров с Тоннером оттащили Тучина. Освобожденный урядник поправил мундир, с ненавистью объявив художнику:

– Сейчас исправники приедут. В тюрьме ты у меня сразу сознаешься!

Тучин пытался вырваться:

– Но князя же отравили! Почему вы мне не верите?

Тоннер пояснил:

– Цианистым калием отравили. Не опием.

– Увести арестованного! – приказал Николаю Киросиров.

Генерал вывел столь звонкую руладу, что все обернулись.

– Давайте не будем мешать сну его высокопревосходительства, – почтительно сказал урядник и наконец вышел из комнаты. Все тихо двинулись следом за ним по коридору.

Тоннер, догнав, чуть слышно прошептал Киросирову:

– Я хочу поговорить с вами!

Урядник остановился:

– Опять что-то наисследовали?

У Ильи Андреевича пересохло в горле. Убийца тут, и он все слышит. Одно неверное слово – и конец… Пришлось подыскать безопасный ответ. Перед тем как лечь днем поспать, доктор изучил пробирку, найденную у Шулявского:

– Поляк держал при себе цианистый калий. Пробирку, что выкинуть хотели, помните? Именно в ней.

Урядник подпрыгнул от радости:

– Так значит, Шулявский князя с Настей отравил, а Тучин его самого застрелил. Ура! Все преступления раскрыты! – И неожиданно для себя Павсикакий Павсикакиевич полез к Тоннеру целоваться.