— А та музыка? — спросил Август. Его лицо по-прежнему наполняла растерянность и непонимание. — То явление на Малой Лесной?

— Это было призывом, — ответила Эрика: эта мысль возникла в ее голове ниоткуда. — Энтабет позвал тех, кто мог откликнуться и принять его. В первый раз это была простая музыка, ее и услышала Лавин Подснежник, только она одна. Потом Энтабет решил действовать масштабнее.

Самые разные люди. Проститутка, редактор, полицейский, торговка пирогами, совсем маленькие близнецы, ссыльный революционер. Они думали, что может объединять их — а это было простое желание спасать то, что не должно попасть в руки зла. И для этого не надо было быть кем-то особенным. Какая это, по сути, редкость — просто добрые порядочные люди.

— Хуже всего то, что у Геварры есть заказчик, — от прикосновений паука тянуло в сон, и Эрика боялась, что заснет прежде, чем все расскажет. — Уверена, что это принц Патрис, я заметила его почерк в одной из бумаг на столе. А совсем плохо то, что Геварра в ярости. Мы сумели взбесить его, и он наделал ошибок.

Горло снова наполнило сушью. Во взгляде Августа Эрика увидела злой холодный огонь, словно он вдруг принял очень важное решение и не собирался от него отступать.

— О чем вы говорили? — голос Августа прозвучал мягко, но в нем слышались далекие грозные нотки. Его самый страшный враг был жив, и у Августа наконец-то появился шанс отомстить ему за все, что он пережил по милости Геварры.

И Эрика собиралась встать рядом и подавать ему оружие.

— Он был сама любезность, — ответила Эрика. — Предложил отдать ему Энтабет по собственной воле, я отказалась. У него был и второй вариант — вернуть все, как было. Мои родители были хранителями Энтабета и хотели отдать меня в жены Геварре, чтобы артефакт… — Эрика кашлянула, и паучьи крючья вновь перевернули ее лицом вверх. — Чтобы его хранила уже наша семья.

Моро, который до этого хранил строгое, почти торжественное молчание, презрительно усмехнулся.

— То есть, взять вас в жены? — ухмыльнулся он, и Эрика обратила внимание, что Моро перешел на «вы». Она снова не видела Августа, но снова поняла, что он побледнел и медленно сжал и разжал кулаки, словно представлял, как прогуляется ими по лицу и ребрам полковника.

— Вот именно, — откликнулась Эрика. — Я отказалась. Люди, которые способны на такие преступления, не имеют права управлять миром. Тогда Геварра вышвырнул меня в щель в пространстве и бросил вслед Гвоздику.

Лапы паука вдруг разжались и выронили Эрику в руки Моро. Тот легко подхватил ее, заботливо поставил на ноги и смахнул с плеча невидимую соринку. Эрика вдруг поняла, что совершенно обнажена — дьявольщина, почему она не заметила этого раньше! Моро понимающе прикрыл глаза и провел ладонями по плечам Эрики: рядом с ней сгустился туман, и из него возник концертный костюм Штольца, который был слегка велик Эрике.

Она вздохнула с облегчением. Взгляд Августа, который он бегло бросил на Моро, был ревнивым и тяжелым.

— Нам нужно решить, как действовать дальше, — невозмутимо произнес Моро. — Давайте думать.

Теперь, когда Эрика полностью исцелилась и от страшных увечий не осталось и следа, Августу стало легче. Намного легче, даже голова закружилась — и следом за этой легкостью пришла такая жгучая ненависть, что у него на мгновение потемнело в глазах. Моро скользнул по нему оценивающим взглядом и одобрительно усмехнулся. Усмешка Августу не понравилась. В местах с более простыми и примитивными нравами за такой усмешкой обязательно последовал бы вопрос: «Чо скалишься, рыло?»

Геварра был жив. Геварра осмелился поднять руку на Эрику. Решение, которое пришло Августу в голову, было каким-то спокойным и очень правильным, несмотря на то, что он почти горел от злости.

— Я ведь тоже слышал музыку, — сказал Август и, осторожно взяв Эрику за руку, добавил: — Ты можешь отдать мне артефакт?

Теперь Моро смотрел на Августа так, словно убедился, что тот успел полностью раздружиться с головой. Эрика тоже выглядела удивленной, но она, кажется, понимала, куда он клонит.

— Мы в лампе, — промолвила Эрика и с испуганной надеждой посмотрела на Моро. Августу показалось, что белый мир вокруг них на мгновение померк, и откуда-то издалека донесся тихий шум невидимого моря и возгласы чаек. — Жан-Клод, но ты ведь можешь стереть Геварру из мира! Просто сделать так, что его не станет! Раз его уже считают мертвым…

Август усмехнулся. Нет, это было бы слишком просто. У принца Патриса найдутся новые слуги, и хранители Первого артефакта никогда не будут в безопасности. В эту минуту ему казалось, будто вся его жизнь сделалась распахнутой настежь дверью, и он должен был закрыть эту дверь, чтобы жить дальше.

— Эрика, — произнес Август, стараясь говорить мягко и чувствуя, как все в нем кипит. Это была та ярость, которая бросала людей прямо в объятия своей смерти, это было то чувство, которое заставляло рвать врага руками и вгрызаться в его горло, подобно дикому зверю. Август несколько раз видел такое в Левенфоссе еще до мятежа и удивлялся этому чувству. Оно казалось ему слишком нечеловеческим, запредельным.

А теперь вот испытал его сам. Геварра был жив — что ж, тем лучше.

— Эрика, отдай мне артефакт, — попросил Август и протянул было руку к девушке, но тотчас же опустил ее. — Я тоже слышал музыку, я могу принять его. А потом я отправлюсь к Геварре… и убью его. И все кончится. Если ты думаешь, что я не верну Энтабет — я верну, как только ты скажешь. Клянусь.

Эрика смотрела ему в лицо — мучительно, неотрывно, словно пыталась прочесть его мысли.

— Я хочу тебя спасти, — негромко добавил Август. — Потому что Геварра придет за тобой сразу же, как только узнает, что ты жива. Возможно, он тебя уже ищет.

Моро нервно ухмыльнулся — ему понравилась мысль о встрече Августа и Геварры и то, что эта встреча просто обязана была закончиться гибелью анатома. «Это мы еще посмотрим», — подумал Август, и джиннус нахмурился и заметил:

— Я чувствую дальние волны. Нас с вами и в самом деле ищут, просматривая движения магических полей.

— Разумеется, ищут! — воскликнул Август. — Эрика выжила, Энтабет у нее, а Геварра не из тех, кто остановится на полпути. Слушай, — он обернулся к Моро и медленно произнес, пытаясь как можно четче сформулировать ту далекую мысль, которая пришла к нему и заставила дрожать. — Раз уж ты способен менять мир, то сможешь сделать так, чтобы Энтабет был мифом? О нем не забудут, это слишком важная вещь, чтобы взять и забыть… но пусть его считают древней легендой, а не реальным артефактом. У тебя хватит сил на это?

Моро оценивающе прищурился, и Августу показалось, что он впервые увидел его по-настоящему — не как надоедливую муху, которая набралась наглости кружить возле Эрики, а как того, кто готов отдать за Эрику жизнь.

— Ты просто хочешь отомстить за себя, — ухмыльнулся Моро, и Эрика сказала с ним в один голос: