– Но, честно говоря, в тонусе меня скорее держат нападки Тамары, а не шейпинг.

– Дорогая Кирочка, я задумалась о том, как облегчить вам жизнь. И составила список. Здесь принципы, соблюдение которых улучшит ваши отношения с коллегами.

– С Тамарой? – не поверила Кира Леонидовна.

– И с ней тоже. Итак. Первое. Не надо исправлять речь собеседника. Человека это нервирует.

– Но ее речь чудовищна! – воскликнула Кирочка. – Так говорить, как она, нельзя! Это издевательство над русским языком! И потом, я ведь очень деликатно ее поправляю!

– И что?

– Что?

– Она прислушивается к вашим советам?

– Нет. Увы. Только бесится.

– Ну и пусть говорит, как ей хочется. Как она привыкла. Ее уже не исправишь. Второе. Не избегайте коллективных чаепитий. Не отказывайтесь, когда вас приглашают.

– Но мне неприятно! Некоторые прямо за столом вытаскивают челюсть! И все так отвратительно хлюпают, шамкают!

– Ну, потерпите!

– А зачем? Почему за другими ты сохраняешь право не изменять собственным привычкам, а мне в этом праве отказываешь? Нет уж. Чай я буду пить одна. Из моей любимой чашки и на моей любимой скатерти.

Скатерть у Кирочки была из натурального батика, сервиз – раритетный, фантастической красоты.

Софья сникла. Она поняла, что требует от Кирочки невозможного. Если Тамара на старости лет не способна внезапно усвоить правила этикета, то как же Кирочке вытравить из себя барские замашки?

– Хотя бы поделитесь с Тамарой плюшками.

– Да, прошлый раз я ее угостила пирожными. Она смолотила их, как мясорубка, а потом раскритиковала. Крем маргариновый, карамель не разгрызешь, фундук со скорлупой!

– Что?! – возмутилась Соня. – Я их купила в кофейне «Маркиза»! И это не столовая какая-нибудь, а изысканное, дорогое заведение! Шеф-повар – лауреат всяких кондитерских конкурсов! Его пирожные бесподобны! Они… Но вам ведь не попалась скорлупа?

– Нет. Было очень вкусно.

– Зачем вы вообще их предложили этой хамке?!

– Пыталась наладить добросердечные отношения…

Из дома-интерната Софья, как всегда, уехала в расстроенных чувствах.

– Илья Кузьмич, ну, как там ваши пацаны? – поинтересовался у начальника Ваня Евдокимов.

Здоровякин в этот момент терзал кнопки телефонного аппарата, названивая в Саманкульский район. Ему в голову пришла очередная идея, и он жаждал поделиться ею с лейтенантом Воробьевым.

Рядом с Ваней пристроился на стуле англичанин Роберт Барк. Он все еще не терял надежды разыскать Джессику Мейтер. Ваня рьяно содействовал англичанину, надеясь заслужить похвалу полковника Алимова. Задания начальства лейтенант всегда стремился выполнить на пять с плюсом. Он был молод и честолюбив, будущее представлялось ему наполненным до краев бокалом ледяного шампанского – искристого и радостно-беспокойного. Ваня, например, не сомневался, что дослужится до генерала. Или, к примеру, что переспит с роскошной негритянкой. Да, впереди была целая жизнь!

Здоровякин, для сравнения, о сексе с негритянкой даже и не помышлял. Наверное, он был гораздо менее амбициозен.

– А? Что? – глухо откликнулся Илья.

– Как там пацаны в лагере?

– Нормально. Только звонят часто.

– Вы им сотовый телефон, что ли, купили?

– Нет. Зачем?

– А как же они звонят?

– Кто?

– Пацаны.

– Пацаны? Они не звонят.

– Илья Кузьмич! – возмутился Ваня. – Вы же сами только что сказали!

– Иван! Не путай меня. Говори конкретно, что тебе от меня нужно?

– Я просто хотел выяснить, как там в лагере ваши спиногрызы.

– Нормально. Только звонят часто.

– Твою мать, – сдавленным шепотом выругался Ваня. – Да что же это такое?!

Англичанин Роберт Барк переводил взгляд с Ильи на Ваню. Он понимал: диалог парней выдержан в исконных традициях русской коммуникативности – сначала обе стороны стараются максимально запутать друг друга, затем переходят на мат, и все сразу становится ясно.

– Что ты там бормочешь?

– Ничего, – буркнул Ваня. – Как же они звонят? Вы же им мобилу не купили? Рановато для них, отберут еще.

– Что отберут?

– Мобильник.

– У кого?

– У ваших пацанов.

– Да? Знаешь, они, пожалуй, сами у кого-нибудь что-нибудь отберут. Те еще бандиты. Но постой, Иван, о чем ты говоришь? Какой мобильник?

– Я уже ни о чем не говорю. Ничего не спрашиваю. Я просто молчу.

– Я тебя чем-то обидел? – задумался Илья. Он поднял на Ваню добрые, внимательные, как у Ленина, глаза. – Ты, Ваня, не стесняйся. Если хочешь что-то спросить, спрашивай прямо. Я открыт для конструктивного диалога.

– Я заметил, – пробормотал Ваня. – Я поинтересовался, нормально ли вашим пацанам в «Далласе».

– Думаю, отлично. Только звонят часто.

– !!!

Лицо Вани выражало крайнюю степень отчаяния. Если бы Здоровякин сообщил ему сейчас, что не только с негритянкой, но даже и с белобрысой славянкой у Вани никогда не будет секса, то и тогда лейтенант не выглядел бы более растерянным. Роберт Барк посмотрел на парня с сочувствием.

– Директриса, понимаешь, нам названивает. Меня эти звонки нервируют. То детишки покрасили в синий цвет макароны. То угнали катер. То взяли в заложницы медсестру и выжрали в медпункте весь запас аскорбинки и мятных таблеток. То постригли под ноль клумбу. И так далее. Я понимаю, с детьми трудно. А кто обещал, что будет легко?

– Боюсь, второй раз мне не удастся устроить ваших херувимов в «Даллас», – вздохнул Ваня.

– Слушай, а слово «херувим», часом, не эвфемизм?

Ваня обалдело посмотрел на начальника. Он и не предполагал, что Илья Кузьмич свободно оперирует столь замысловатыми сентенциями.

– А что такое «эвфемизм»?

– Спроси у Валдаева, он объяснит. О, дозвонился! Сережа! Ни хрена тебя не слышу!

– Здрасте, Илья Кузьмич.

– Слушай, предложи родителям Инги Сошенко оплатить водолазов. Они бы еще поработали, поискали. Но без дополнительных финансовых вливаний ничего делать, конечно, не будут.

– Но…

– Да, да, я понимаю, жестоко предлагать родителям такое. А как иначе? Вдруг водолазы все-таки найдут тела Лунского и Инги. Лучше так, чем всю жизнь мучиться в неизвестности.

– Но…

– Мы ведь знаем, они люди обеспеченные. Владеют сетью магазинов, да? Мне кто-то говорил.