Когда он узнал, то был потрясен. «Милая, я не хочу причинять тебе боль», – сказал он, однако пришлось. Ей понравились поцелуи и ласки, но все остальное оказалось совсем не так, как она себе представляла. В третий раз было уже терпимо; наверное, мало-помалу привыкаешь. Да и неважно: самое волнующее – быть желанной, по крайней мере, таким привлекательным мужчиной, как Эдвард.

Она стояла у окна с карманным зеркальцем в руках, пытаясь провести четкую линию помадой, однако губы припухли от его жестких усов, и помада смотрелась размазанной. Она припудрила верхнюю губу и подбородок – больше ничего нельзя было сделать. Так, теперь: выйти из номера, спуститься вниз на лифте, спокойно пройти через холл – не надо ни на кого смотреть – и выйти к машине. Она поправила галстук, надела фуражку, закинула сумку через плечо и твердой походкой вышла из комнаты.

Он укладывал чемоданы в багажник.

– Отлично, детка, – похвалил он. Видимо, понял, как ей было трудно покинуть гостиницу. Какой чуткий и внимательный!

– Так, мэм, куда прикажете?

– Паддингтон.

– Слушаюсь.

В машине она поймала себя на мысли о том, как было бы здорово провести с ним все выходные. Вместо этого придется ехать к родителям в Бат: друзья разъехались кто куда, заняться совершенно нечем. Мама будет критиковать ее макияж, а отец – покровительственно смешивать слабенький джин с тоником.

По дороге в Лондон они застряли позади невероятно длинной колонны грузовиков. Он попросил сигарету, и она прикурила две.

– Счастлива?

Она поняла, что он хочет услышать «да», однако в действительности ее охватила паника при мысли о расставании и долгих часах ожидания понедельника, когда они снова встретятся на аэродроме.

– Тебя тоже отпустили только на выходные?

– Ага, и я намерен использовать их на всю катушку!

Она хотела спросить, поедет ли он домой, но передумала – конечно, поедет, куда же еще? У него четверо детей, он говорил. Правда, когда она поинтересовалась про возраст (надеясь получить хоть какое-то представление о его жене), он улыбнулся и сказал, что все ужасно взрослые, кроме младшего.

– Я тебе в отцы гожусь, знаешь ли.

Многие на его месте притворились бы моложе, чем на самом деле – только не Эдвард. Более того, когда он посадил ее на поезд, то сказал пожилому проводнику:

– Присмотрите за моей любимой доченькой, Джордж!

И проводник одобрительно улыбнулся и закивал.

Он усадил ее в углу.

– У тебя есть что почитать?

У нее не было. Он вышел и купил ей «Лилипута», «Таймс» (никогда не читала) и «Сельскую жизнь».

– Этого тебе хватит.

Он наклонился и прошептал ей в ухо:

– Здорово было, правда, милая? Лучше этого ничего на свете нет!

Слезы обожгли ей глаза, и прежде, чем она успела сморгнуть, он протянул ей роскошный шелковый платок с изумительным запахом. Какой он щедрый, заботливый, чуткий!

– Я верну его тебе в понедельник, – пообещала она, стараясь не плакать.

– Оставь себе, милая, у меня их полно.

Он снял с нее фуражку и поцеловал в губы – мимолетно, одним касанием.

– Пока, милая! Хорошо тебе отдохнуть! – И ушел.

Она промокнула глаза платком и попыталась открыть окно, чтобы посмотреть ему вслед, но его уже не было видно. Она снова уселась в угол: как мило с его стороны, что он так быстро ушел!

Она тихонько высморкалась и вскоре заснула.

* * *

– Бедная мамочка!

– Да уж…

– Знаешь, я начинаю понимать смысл добровольной эвтаназии.

– Да, только в нашем случае она не в здравом рассудке, чтобы принять такое решение.

Вилли промолчала: холодная логика сестры не переставала ее раздражать.

Они сидели в чайной и пили серый кофе; между ними стояла нетронутая тарелка с печеньем. Им позвонили из больницы: управляющей показалось, что леди Райдал готовится их покинуть (по ее выражению). Однако по прибытии на следующее утро – Джессика из Френшэма, Вилли из Суссекса – их встретили новостью о том, что ей лучше.

– Она держится, – сообщила экономка, шурша накрахмаленными юбками по коридору. – У нее очень крепкое сердце, но я бы не стала возлагать слишком большие надежды.

Затем они провели ужасный час возле матери. Раскрасневшаяся и слегка усохшая, она лежала на подушках. Беспокойство выдавали слабые движения пальцев, к которым клейкой лентой были примотаны крупные бриллиантовые кольца.

– Она отказалась их снимать, – пояснила экономка. – Они все время соскальзывают и теряются в постели. Леди Райдал, к вам дочери!

Однако веселый тон, объявляющий приятный сюрприз, прошел незамеченным. То ли она их не узнала, то ли ей было все равно. Лишь однажды, пока они тихо переговаривались между собой, она вдруг произнесла громко и отчетливо:

– После падения, когда лошадь взбрыкнула, они пришли и перерезали шнурки – боже, какое облегчение! Однако без поддержки не обойтись, и вскоре у меня заболела спина.

– Когда это было, мамочка? – Но та проигнорировала вопрос.

Джессика глотнула кофе и поморщилась.

– Пожалуй, скоро совсем никакого кофе не будет. Не представляю, как ты без него обойдешься, ты ведь так его любишь!

Фраза предназначалась в качестве оливковой ветви – точнее, веточки. Незначительное раздражение прошло, и Вилли с радостью ее приняла.

– Поехали к нам, – предложила она. – Похоже, в любой момент может случиться обострение, а тебе ехать в такую даль…

– Спасибо, моя хорошая, разве что на выходные – потом мне нужно возвращаться и закрывать дом во Френшэме, искать жильцов.

– Правда? А Реймонд что говорит?

– Как ни странно, он не против. Вообще-то, он получил работу в Бленхейме и так рад, что ни о чем другом и думать не может.

– Джесс! Вот здорово! И чем он занимается?

– Говорит, там все строго засекречено, и он не может сказать. За него замолвил словечко старый друг матери – лорд Кэрредайн. И потом, с его ранением кабинетная работа как раз то, что нужно. Он велел никому не рассказывать, пока не пройдет собеседование – вроде уже прошло благополучно. Наконец-то он нашел свою нишу!

– А ты что будешь делать?

– Ну, я тут подумала… Может, Джуди поживет у вас? Я не хочу отправлять ее в пансионат, и ей так нравится общаться с Лидией.

Вспомнив реакцию Лидии, Вилли осторожно ответила:

– Да, конечно, отличная идея. Правда, сперва нужно поговорить с Дюши – и с мисс Миллимент, наверное.

– Та не будет против. Она еще летом переживала, что недостаточно полезна.