Она снова взглянула на Меткалфа и улыбнулась в ответ. Лишь тот, кто знал ее достаточно хорошо, мог понять, что улыбка была неестественной.

– Они, кажется, прекрасно обходятся и без меня.

– Я склонен сомневаться в этом. Вы не познакомите меня с вашим… другом? – Лицо Меткалфа выражало совершенную невинность, но Лана видела его насквозь.

В ее глазах мелькнула вспышка раздражения, но она спрятала неудовольствие за вежливым кивком.

– Конечно. Руди, мне хотелось бы представить тебе моего знакомого.

Рудольф фон Шюсслер взглянул на Меткалфа без тени любопытства, протянул пухлую влажную руку и мягко потряс. Он был высоким полным человеком с похожими на бусинки возбужденными глазами и козлиной бородкой, которая щетинилась на двойном подбородке, как шкура животного.

– Для меня знакомство с вами – истинное удовольствие, – сказал Меткалф по-английски. – Мне особенно приятно встретить человека с таким безупречным вкусом в отношении женщин.

Светлана неожиданно покраснела. На лице фон Шюсслера появилось изумленное выражение – вероятно, он не знал, как ответить на этот комплимент.

– Я слышал, что вы принадлежите к составу самой выдающейся дипломатической миссии из всех имеющихся в Москве, – продолжал Меткалф.

– А вы здесь потому, что?.. – осведомился фон Шюсслер. Голос у него оказался высоким и мягким, почти женским.

Что он имел в виду: Москву или этот прием? Меткалф решил, что Москву.

– Мне приходится много путешествовать по своей работе. – Он чуть повернулся, заставив фон Шюсслера сделать шаг и выйти из круга немцев, с которыми тот перед этим разговаривал. Остальные продолжали разговор, так что Меткалф, Лана и фон Шюсслер получили возможность вести чуть ли не частную беседу.

– И что же у вас за работа?

– Моя семейная фирма – «Меткалф индастриз». Вам, возможно, доводилось слышать о ней.

– Я плохо знаком с американскими корпорациями.

– Неужели? Но, конечно же, вы знаете, что некоторые из крупнейших американских корпораций помогали становлению вашего режима. Ну как же! «Форд мотор компани» изготавливала для вермахта бронетранспортеры. Грузовики, которые позволили вашим солдатам прокатиться по дорогам Франции и Польши, были произведены «Дженерал моторс» – грузовики, составляющие основу транспортной системы немецкой армии. – Стивен сделал паузу, чтобы изучить выражение лица немца. Оно оказалось откровенно скучающим. – И, кстати, ваш фюрер оказал Генри Форду самую высокую честь, какую национал-социалисты могут оказать гражданскому лицу, – если помните, он наградил его «Большим крестом немецкого орла». – Стивен пожал плечами. – Мне кто-то сказал, что Гитлер держит портрет мистера Форда чуть ли не на своем столе.

– Что ж, теперь я верю, что и впрямь был такой американский президент, который сказал, что бизнес в Америке есть бизнес, ja[69]? – заявил фон Шюсслер, протянув руку за крошечным бутербродиком с севрюгой. Меткалфу показалось, что немец подмигнул ему, но он тут же сообразил, что это просто тик.

– Кое-кто из нас, американских деловых людей, – продолжал Меткалф, тщательно подбирая слова, – полагает, что международные торговые связи прокладывают дорожки для политиков. Всегда хорошо иметь возможность делать деньги, оказывая помощь тем… тем историческим силам, которые мы не можем поддерживать открыто, если вы понимаете, что я имею в виду.

Меткалф забросил наживку, но захочет ли немец схватить ее? Фон Шюсслер, несомненно, должен был понять намек Меткалфа на то, что он относился к числу тех американских промышленников, которые тайно поддерживают нацистов. Клюнув на приманку, фон Шюсслер приоткрыл бы свои личные пристрастия. Ну а если бы он оказался тайным противником нацистского режима, то в его поведении должны были проявиться тонкие признаки, которые Меткалф не мог не заметить.

– Я уверен, что деньги, как и любовь, всегда найдут дорогу, – вежливо откликнулся фон Шюсслер.

– Не все мои коллеги думают так, как я, – осторожно продолжал беседу Меткалф. – Есть среди бизнесменов и такие, которые не желают нацистам добра. Они считают вас варварами.

Последние слова, казалось, задели фон Шюсслера за живое.

– Скажите вашим друзьям-промышленникам, что мы – не варвары. Немцы – настоящие немцы – всегда любили в равной степени красоту и силу. Мы интересуемся только распространением цивилизации и порядка. Европа, объединенная под руководством фюрера, станет местом, где будут править мир, закон и порядок. А порядок – это хороший бизнес, не так ли?

Меткалф внимательно следил за выражением лица собеседника. Была ли последняя фраза вспышкой скептицизма, моментом сомнения, намеком на иронию – каким бы то ни было отстранением говорившего от своих слов?

Ничего подобного не было. Лицо фон Шюсслера оставалось безразличным; слова, которые он произносил, были для него всего лишь банальностью. Так школьный учитель мог объяснять тупому ученику различие между рептилиями и млекопитающими. Низкорослый человек с каштановыми волосами мышиного оттенка и в очках с массивной оправой взял фон Шюсслера под руку, отвел чуть в сторону и заговорил с ним на быстром, как скороговорка, немецком языке.

Наконец-то Меткалф и Лана остались наедине, и она тут же прошипела ему сквозь зубы:

– Никогда не приходи ко мне домой, ты меня слышишь? Никогда.

– Лана, видит бог, я так сожалею, – ответил пораженный Меткалф. – Я не понимал…

– Да, ты не понимал. – Она, казалось, немного смягчилась, и ее вспышка приугасла. – Есть очень много такого, чего ты не понимаешь.

– До меня это начало доходить. – Много такого, подумал он. И, между прочим, Стивен до сих пор не понимал, как сильно он продолжает любить ее. – У нас с тобой есть незаконченное дело.

– Да, дело, – откликнулась она, печально качнув головой. – Все для тебя – дела. Я слышала, о чем ты говорил с Руди: о делах, которые ты хочешь вести с теми людьми. Все, что угодно, ради всемогущего доллара.

– Может быть, есть кое-что такое, чего не понимаешь ты? – мягко возразил он.

– Ты бизнесмен. Человек бизнеса. Ты можешь попытаться бунтовать против того, что тебе дали, что ты унаследовал, но это бесполезно. Родимые пятна всегда при тебе.

– Какие родимые пятна?

– Капитализма. Которые возникают, когда делаешь деньги из крови рабочих.

– Я понимаю, – сказал Меткалф. Она говорила теперь совсем не так, как беззаботная, нисколько не интересующаяся политикой Лана тех давних лет; так мог бы говорить какой-то комсомольский инструктор, можно было подумать, что она каким-то образом впитала в себя всю пропаганду Коммунистической партии, которую имела обыкновение высмеивать. – Если предприятие – это родимое пятно, то, значит, Россия эти родимые пятна начисто вывела за последние годы.