Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Твой кто? Прикрепленный?
– Видимо, следить за мной – выгодное назначение, потому что у него очень уж высокое звание для такой работы. Вот уже полтора года как он стал моей тенью. Сначала это было смешно. Куда бы я ни пошла, он оказывался рядом. Я встречаюсь с друзьями в ресторане, и он находится там же, за соседним столиком. Я отправляюсь за покупками, и он там же, рассматривает соседний прилавок. Любой спектакль в Большом – и он там, всегда на одном и том же месте. В конце концов я пригласила его на чай. Специально сделала это перед разными высокопоставленными людьми во время одного из приемов у нас в театре, так что он не мог отказаться.
– Зачем?
– Я решила, что имею право познакомиться с моим тюремщиком. Может быть, ему когда-нибудь прикажут арестовать меня и доставить на казнь. Может быть, когда-нибудь он сам окажется моим палачом. Я предпочитаю поддерживать знакомство с человеком, который занимается моей судьбой в виде персонального поручения.
– Но почему? Почему они прикрепили к тебе надсмотрщика?
Она пожала плечами.
– Я решила, что так полагается по моему статусу примы-балерины. – И добавила так, будто ей было очень весело: – Я теперь важная персона, и поэтому за мной нужно тщательно следить. Одну из балерин, у которой сложились слишком уж дружественные отношения с иностранцем-капиталистом, ее поклонником, сослали жить в Сибирь. Таких птиц, как мы, держат в прочной клетке.
– Значит, ты достигла согласия, – сказал Меткалф по-английски.
– Accommodation[72], – повторила за ним Светлана. – Красивое слово. Как оно произносится по буквам?
«Наладить взаимоотношения со своим тюремщиком – на такое, похоже, способны только русские», – подумал Меткалф. Произнося понравившееся Светлане слово по буквам, он заметил, что лейтенант Кундров спустился на лужайку и идет к ним.
– Светлана Михайловна, – сказал русский, у него был сильный звучный баритон, – добрый вечер. На улице очень холодно. Вы простудитесь.
– Добрый вечер, Иван Сергеевич, – подчеркнуто вежливо ответила она. – Позвольте мне представить вам приезжего бизнесмена…
– Стивена Меткалфа, – закончил за нее Кундров. – Если мне не изменяет память, мы встречались в Большом театре.
Мужчины обменялись рукопожатием.
– Вы, как я вижу, поклонник балета, – сказал Меткалф.
– Я поклонник Светланы Михайловны.
– Точно так же, как и я, но боюсь, что мы с вами лишь частички бесчисленного множества.
– Совершенно верно, – ответил лейтенант. – Светлана Михайловна, вы ведь провели здесь весь вечер? Как гостья посла?
Действительно ли на ее лице мелькнула тень раздражения?
– Вам все известно обо мне, – весело проговорила Светлана. – Да, немного погуляли на лыжах и покатались верхом. А вы?
– Боюсь, что я не получил приглашения остаться на ночь.
– Позор, – возмутилась Светлана, неизвестно что имея в виду.
Кундров повернулся к Меткалфу.
– Надеюсь, вам не пришлось испытать слишком серьезные неудобства по дороге сюда? Последнее время совершенно невозможно найти такси. Думаю, «Интурист» должен был выделить вам автомобиль с водителем.
Было ясно, что он знал о попытке Меткалфа укрыться от наблюдения. Меткалф решил воспользоваться возможностью, чтобы хоть как-то поправить свое положение.
– Если говорить честно, я не хотел, чтобы кто-нибудь знал, что я отправился сюда. Вы просто не поверите, если я расскажу, какие я предпринял предосторожности.
– Но почему? Мы же находимся в советском раю, – светским тоном произнес офицер ГРУ. – Здесь нет никаких тайн. От нас – нет.
Меткалф попытался изобразить робость.
– В этом-то вся проблема.
– Я не уверен, что понимаю вас.
– Вы все, друзья, ГРУ, НКВД, неважно кто – очень много болтаете. Рождаются сплетни, они расходятся, а потом узнают, что я вляпался в историю.
– Кто узнает?
Меткалф закатил глаза.
– Мой брат, конечно, кто же еще? Я поклялся ему всем на свете, что буду здесь заниматься делами и только делами. Я обещал ему, что не стану ходить ни на какие приемы и вечеринки. Он считает, что я уже в прошлый приезд доставил ему более чем достаточно хлопот. Посудите сами, мой брат – человек серьезный и очень хочет меня переделать. Он считает, что я уже стал заправским трезвенником. Ну и пусть себе считает. Он поклялся вышвырнуть меня из семейного бизнеса, если узнает, что я взялся за старое.
– Потрясающая история, – бросил Кундров. Своей небрежной улыбкой он давал понять, что не поверил ни слову из рассказанного Меткалфом. – А эти люди? – осведомился он, обведя жестом дачу, как будто имел в виду всех, кто там находится. – Думаете, они не заметят, что вы взялись за старое, и никто из них не станет распускать сплетни?
– Их я нисколько не боюсь. А вот проклятый шофер… Этот парень-англичанин, которого брат послал со мной якобы для того, чтобы он возил меня и сопровождал и был вообще моим… адъютантом, а на самом деле он камень у меня на шее. Именно от него я и хотел скрыться.
– Что ж, на мою скромность вы можете смело рассчитывать, – великодушно объявил Кундров.
– Очень рад это слышать, – ответил Меткалф. – Впрочем, я в этом и не сомневался.
Лана кашлянула.
– Если вы извините меня, джентльмены, я все же вернусь в дом. А то Руди подумает, что я его бросила.
Часом позже Меткалф влез в большой «Бентли», за рулем которого сидел второй секретарь британского посольства. В машину набились другие гости, возвращавшиеся в Москву. Настроение у всех было неестественно приподнятое, громкие шутки вызывали заразительный смех, подогреваемый алкоголем. Когда автомобиль доехал до конца длинной темной проселочной дороги и собрался повернуть на асфальтированное шоссе, Меткалф вдруг спохватился:
– Проклятье, я забыл на даче портфель!
Сразу несколько человек дружно застонали. Кто-то надтреснутым голосом заметил:
– Нет никакого смысла за ним возвращаться – можете не сомневаться, что мальчики из НКВД уже открыли его и стащили все, что было внутри.
– Только притормозите, если это вас не затруднит, – не возражая, попросил Меткалф.
– Но ведь вы не пойдете назад пешком, ведь правда? – воскликнула одна из женщин.
– С удовольствием подышу свежим воздухом, – ответил Меткалф. – Уеду с другой машиной.
Он вышел и неторопливо побрел по направлению к даче, но, как только шум мотора «Бентли» начал стихать, остановился и внимательно осмотрелся, чтобы удостовериться, что его никто не видит.