раньше. Если парень думает, что я сплю, то, конечно, уже разбудил бы меня. Его это волнует? Понимает ли он, что говорит? О чем он меня спрашивает?

— Любовь. — Он словно проверяет слово на вкус, его голос глубокий, баритонный и ровный. — Любовь.

Я слышу, как он думает, пока идут секунды. Джексон вздыхает в мои волосы.

— Я идиот. О чем, черт возьми, я вообще говорю?

Ох уж этот парень…

Он разбивает мне сердце, но не в плохом смысле. Скорее, оно разрывается. Я чувствую все сразу, еще одна слеза скользит по моей щеке. Вниз по моему лицу и увлажняя мою шею, где он только что прикоснулся ртом.

Джексон напрягается, когда соленая слеза встречается с его губами.

Я слышу его вдох — чувствую его спиной, когда его тело напрягается.

— Шарлотта?

О боже.

— Джексон?

Его пауза мучительно долгая.

— Ты не спишь?

Я тоже делаю паузу.

— Нет.

Клянусь, я слышу секундную стрелку на часах где-то в этом доме, громко отсчитывающую секунды. Тик. Так.

Тик.

Так.

— Шарлотта?

— Да?

Я чувствую, как его сердце колотится в груди, удары отдаются в моей спине.

— Ничего.

Джексон не собирается этого говорить и не собирается спрашивать, слышала ли я его личное признание. Но я слышала, и мне это понравилось. Не хочу, чтобы он притворялся, что не просто так сказал слова, которые ни один парень не говорил мне раньше, потому что это было прекрасно.

— Джексон?

— Что? — Его голос звучит несчастно. Почти обижено.

— Я слышала тебя.

— Что именно слышала?

Я закатываю глаза в темноте. Глупый мальчишка, прикидывается дурачком.

— Я слышала, как ты сказал мне… — Я делаю вдох. — Я слышала, что ты сказал.

— О. — Ни больше, ни меньше.

Все в порядке, я понимаю, что он понятия не имеет, как выразить себя. В этом не было необходимости.

Высвобождаясь из его объятий, я переворачиваюсь на спину. Затем перекатываюсь на бок, чтобы оказаться лицом к нему в темноте. Я не вижу его лица, но мне и не нужно. Я знаю, что бы увидела там, если бы горел свет: опустошение от того, что он признался в том, что у него на сердце, потому что парень не уверен, что я чувствую то же самое.

— Джексон, — шепчу я в темноте. — Джексон, — повторяю я снова, своим голосом… полным боли и тоски. — Я люблю тебя.

Кончиками пальцев нащупываю его лицо и провожу ими по его щекам. Он хватает их руками, целуя кончики, прежде чем они смогут продолжить свой путь вниз.

— Я люблю тебя, — снова шепчу я.

Я никогда не говорила этого никому, кроме своих родителей и друзей, но понимаю, что говорю серьезно, и ему так нужно услышать эти слова.

— Скажи это еще раз, — шепчет Джексон в ответ.

Это я могу сделать.

— Я люблю тебя. — Обхватываю его лицо ладонью, его рука все еще сжимает мое запястье. Он целует тыльную сторону моей руки, когда она проходит мимо его рта. — Ты прекрасный, — говорю я ему. — И умный. — Моя рука скользит к его затылку, и я зарываюсь пальцами в его волосы. — И сексуальный.

— Я сексуален, — впервые признает он, немного застенчиво. — Сломанный нос и все такое.

— Особенно твой сломанный нос. — Я наклоняюсь, нащупываю его в темноте и целую там. Потом еще раз. Затем оставляю поцелуй в уголке его великолепного, пухлого рта — мое любимое место. Я не могу видеть, но могу это представить: полная нижняя губа, лук Купидона на верхней части, оба конца загнуты вверх в естественной ухмылке, как у джокера. Или Гринча.

Это дерзкий рот, готовый к сарказму и подшучиваниям, не всегда приятным, я уверена. Джексон никогда не произносил никаких ругательств в мою сторону, но я не могу представить, что он всегда такой ласковый и приятный. Или милый.

На самом деле, у меня такое чувство, что он настоящий засранец с большинством людей.

Гигантский придурок, потому что он всегда начеку.

Все в нем меня возбуждает. Всё.

Я целую его в губы, и он встречает мой язык.

Внезапно все изменилось. Стало лучше. Мы заботимся друг о друге — и в этом вся разница. Его прикосновение заставляет меня трепетать так, как никогда раньше.

Он любит меня.

Эта мысль опьяняет. Теперь, когда мы выяснили, что чувствуем, я свободно могу прикасаться к нему, зная, что нет ничего запретного.

Ничто не является запретным.

Включая С-Е-К-С?

Думаю, мы это выясним…

Я снова целую его величественный нос. Любя каждую секунду этого, лелея этот момент, надеясь запомнить его навсегда, независимо от того, что в конечном итоге произойдет с нами. Возможно, у нас не будет счастливого будущего — только время покажет — но сейчас мы счастливы, и я хочу прикоснуться к его душе и его телу.

От него восхитительно пахнет. Его невероятное тело прижато ко мне спереди, грудь прижата к его широкой груди. Там есть волосы. Джексон не из тех парней, которые наводят марафет и удаляет волосы — он такой, какой есть, и не суетится по этому поводу. Он мужественный и удивительно мужской, что одно и то же, я понимаю, но неважно. Он сексуальный, и мне это нравится.

Волосы на его груди щекочут мои сиськи, но в лучшем смысле, и я немного покачиваюсь, чтобы потереться об него. Наклоняюсь и нащупываю пульс у него на шее, посасывая кожу под ухом.

Он дрожит. Хватает меня за бедра и тянет.

Проводит рукой по моему бедру, вниз к заднице, прижимаясь по пути к моей коже. Сжимает мою задницу в своей большой ладони. Стонет.

М-м-м.

Наши рты каким-то образом находят путь друг к другу в темноте, смыкаясь. Открываясь, два одновременных стона заполняют пространство между нами, создавая напряжение, которого раньше не было.

Сладостное сексуальное напряжение.

Чем дольше мы целуемся, тем тверже становится член Джексона. Он длинный и горячий у моего бедра, но парень не делает ни малейшего движения, чтобы прижаться ко мне или схватить мою руку и потянуть ее вниз.

Чем дольше мы целуемся, тем влажнее я становлюсь внизу. Мне жарко, я нетерпелива и хочу большего, чем этот невинный поцелуй. Ладно, не такой уж невинный, так как мы в основном раздеты, в постели, в темной комнате и официально не состоим в отношениях.

«Но мы знаем друг друга уже несколько недель, возможно, всю нашу жизнь», — спорит мой мозг. — «Ты готова ко всему, чего хочет Джексон».

Я знаю, что он никуда не денется — я бы не была сейчас здесь с ним, если бы он был