Теперь о численности войск. Как мы убедились, римская армия понесла во время осады Афин и борьбы за Пирей чудовищные потери, к тому же Сулла был вынужден оставить в Акрополе гарнизон. В данной ситуации он имел под рукой не более 9000—10 000 человек, и его главной надеждой был Луций Гортензий, спешивший из Италии на помощь проконсулу с легионом и вспомогательными частями. Всего 6000 воинов. Поэтому данные Плутарха о том, что в итоге под командованием Суллы было полторы тысячи кавалеристов и меньше пятнадцати тысяч пехотинцев, можно считать достоверными. Но есть ещё один немаловажный момент. Вполне возможно, что потери римлян в противостоянии с Архелаем были ещё больше, поскольку проконсул пополнял ряды своей армии и местными элементами. Получается, что указывая численность армии Суллы, Плутарх подразумевал не только те части, которые он привел из Италии, но и войска его союзников на Балканах. Аппиан прямо об этом пишет: «Сулла вел с собою италийцев, тех эллинов или македонян, которые недавно перешли к нему от Архелая, а также кое-кого из соседних городов». Как видим, боеспособность армии проконсула оставляла желать лучшего. И при всем при этом понтийцы имели подавляющий перевес в коннице. Как количественный, так и качественный. Ситуация незавидная.

Относительно понтийской армии Аппиан и Плутарх практически единодушны – грек из Александрии определяет её численность в 120 000 человек, а грек из Херонеи в 100 000 пехоты, 10 000 конницы и 90 боевых колесниц. Получается классическая картинка – маленькая, но ужасно героическая армия запада против бесчисленных полчищ востока. Но так ли это?

Прежде всего ознакомимся с мнением человека, который изучил тему досконально. Вот что говорит по данному вопросу Ганс Дельбрюк: «Само собой разумеется, что Митридат был настолько умен, чтобы не выводить на поле сражения массы, которые требовали питания и не могли ничего дать взамен». Здесь без комментариев. Интереснейшую информацию приводит Мемнон: «Соединив войска, он (Таксил) и Архелай имели войско в количестве более 60 000 человек». Эти данные находят неожиданное подтверждение у Аппиана, когда тот, говоря о воинах Суллы, делает следующее наблюдение: «Все вместе они не составляли даже третьей части неприятельского войска». Вот здесь всё как раз и сходится. Варварские полчища Митридата, о которых любят вспоминать при каждом удобном случае, превращаются в дым, а вместо них появляется обыкновенная эллинистическая армия. Недаром Аппиан отметил, что войско Аркафия «тогда было наиболее сильным и полным».

Итак, какова же изначально была численность армии, которую вел Аркафий в Грецию? Убираем «фалангу рабов», которая догоняла его войска на марше, – получаем 45 000 воинов. Затем убираем корпус Архелая из 10 000 бойцов, который присоединился в Греции, – и с царевичем остается 35 000 человек. У Аппиана есть информация о том, что помимо перечисленных выше подразделений в Фермопилах к армии присоединился отряд стратега Дромихета. В итоге получается, что Аркафий вел в Элладу не более 30 000 воинов. Вот и все цифры.

* * *

Покинув Пирей, Архелай высадился в Беотии и скорым маршем повел своё войско в Фессалию. Но достигнув Фермопил, решил занять эту стратегически важную позицию и именно здесь назначить место сбора всех понтийских войск в регионе. Как уже отмечалось, подошла армия под командованием Таксила и корпус стратега Дромихета. Войска Митридата в Европе наконец-то объединились в один кулак.

Но Сулла тоже времени даром не терял и в свою очередь сумел соединиться с войсками Луция Гортензия. Здесь проконсулу в немалой степени помог его друг фокеец Кафис, который в своё время занимался реквизицией сокровищ Дельфийского оракула. Будучи уроженцем здешних мест, Кафис поспешил навстречу Гортензию и по тайным тропам перевел римлян через Парнас. Отразив вражескую атаку, Гортензий прорвался в Беотию, где и был встречен подошедшими легионами Суллы. Теперь противники были готовы к решающей схватке.

Однако Архелай был против решающего сражения. Он считал, что проконсула в данный момент можно победить и без боя, поскольку время сейчас работало на понтийцев. Причин тому было несколько. Во-первых, ситуация в Риме для Суллы складывалась исключительно плохо, поскольку, воспользовавшись отсутствием проконсула, его недруги подняли голову. Подкрепления из Италии теперь не придут. Во-вторых, покинув гористую Аттику и выйдя на равнину Беотии, Сулла подверг свою армию серьезному риску, потому что местность идеально подходила для действий понтийской конницы и колесниц. И в-третьих, располагая превосходством в кавалерии, понтийские стратеги могли создать римлянам проблемы с продовольствием. Плутарх конкретно указывает на то, что Архелай считал «разумным затянуть военные действия, чтобы оставить противника без припасов».

Но все это понимал и проконсул. Он засел в укреплённом лагере и стал выжидать, какой оборот примут дальнейшие события. А они приняли неожиданный оборот. Дело в том, что понтийские стратеги, вопреки мнению Архелая, решили вызвать римлян на бой. Построив свои войска в боевые порядки, полководцы Митридата попытались выманить врагов за линию лагерных укреплений. Но произошло невероятное – легионеры струсили и отказались вступать в бой! Это факт четко зафиксирован у Плутарха.

Такое поведение подчиненных стало откровением даже для Суллы. Командующий ожидал чего угодно, но только не подобного сценария. И поэтому бешенство, в которое впал проконсул, было легко объяснимым. Тщетно он распинался перед легионерами, тщетно взывал к их храбрости и патриотизму, ему так и не удалось поколебать малодушие соотечественников. Никакая сила не могла заставить их покинуть укреплённый лагерь. Тем временем смысл происходящего дошёл до понтийских солдат, которые весело скалились и показывали пальцами на укрывшихся за частоколом римлян. Насмешкам и издевательствам не было предела. Сулла стоял на лагерном валу и наблюдал за разъезжавшими по равнине всадниками, багровея от злости и сжимая кулаки в бессильной ярости.

Но римская трусость имела серьезные последствия, поскольку воины Митридата преисполнились к врагу презрения, перестали слушать своих командиров и в поисках добычи разбрелись по окрестностям. У Суллы появился реальнейший шанс атаковать беспечного врага и одержать победу, но не тут-то было! Легионеры по-прежнему предпочитали отсиживаться в лагере и из-за валов наблюдать за противником, избегая вступать с ним в бой.

Вот теперь Сулла озверел по-настоящему, и заслуженная кара обрушилась на трусливые легионы – командующий заставил их копать. Наверное, с древнейших времён и до наших дней это наказание является самым неприятным для рядового состава, особенно когда это копание лишено всякого смысла. В этот раз легионеры занялись тем, что стали отводить русло реки Кефиса и рыть для этого многочисленные рвы и канавы. Проконсул спуску никому не давал, гонял своих подчинённых без жалости, жестоко карая лентяев и уклонистов.

«Не можешь работать мечом – работай лопатой!» – такой примерно лозунг бросил Сулла в массы, и к исходу третьего дня легионеры ощутили разницу между этими двумя видами работ. Окружив своего командира, они стали убеждать его, что полны храбрости и желания помериться силами с врагом. Но Сулла ехидно заметил, что «слышит это не от желающих сражаться, а от не желающих работать». Однако, пользуясь моментом, сменил гнев на милость и указал солдатам на стоявший неподалеку от лагеря холм, к которому через равнину двигалась гвардия «медных щитов». Видя, что появился реальный шанс избавиться от ненавистных земляных работ, легионеры побросали заступы, схватили пилумы и мечи, и, пользуясь близостью расстояния, достигли холма первыми. Вражеская атака была успешно отражена, после чего понтийская армия снялась с лагеря и не спеша двинулась в сторону города Херонея. Сулла, не желая, чтобы этот населённый пункт достался врагу, послал туда легион Габиния, который и пришёл в город первым. Это создавало определённые проблемы для понтийской армии, но главная её беда была в другом – отсутствии единого руководства.