– К вопросу о сандвиче. Хочешь, Юля, пообедать?

– Отличная идея! – обрадовалась я. – Вот, не зря тянула до часу дня. Зато нарвалась на приглашение.

– Хорошо, едем обедать.

– Только, пожалуйста, не выбирайте слишком пафосный ресторан, иначе я буду не в состоянии оплатить счет.

Ремартов усмехнулся. Очевидно, мысль, что какая-то девица, приглашенная им в ресторан, собирается самостоятельно оплачивать счет, показалась ему забавной.

– Ты – убежденная феминистка? Всегда сама за себя платишь?

– Нет. Надо признаться, в последнее время за меня постоянно платят другие.

Нонна, например.

Когда-то я яростно дралась с Нонной за каждый рубль, оставленный ею в кафе, требовала принести раздельный счет, негодовала. Сидеть на шее у подруги или у кого-то еще было для меня предосудительно… А теперь я расслабилась и перестала скандалить. Послушно прячу кошелек, если кому-то хочется заплатить за меня, принимаю подарки, не отказываюсь от помощи. И жить стало легче! Раньше в подобных ситуациях я ощущала себя подлой иждивенкой. А теперь вижу: друзьям действительно приятно сделать широкий жест, выступить в роли дарителя. Почему же не дать им такую возможность? Тем более речь не идет о заоблачных суммах…

– Значит, проблемы не существует, – сказал Ремартов.

– Раз платите вы, поехали туда, где подают черную икру! Закажу килограмм. Нет, два! Сто лет ее не ела! – быстро сказала я, плотоядно блестя глазами.

Ремартов рассмеялся:

– Я тоже сто лет ее не ел.

– Почему? Уж вы-то в состоянии купить себе пару банок в супермаркете и съесть их, урча от восторга.

– Разве она продается в супермаркетах?

– Да. Идет по цене дороже золота.

– Насколько я знаю, черную икру запрещено продавать.

– И все-таки ее продают.

– А я ее принципиально есть не буду, – хмыкнул Ремартов. – Мне осетров жаль. Они вымирают.

Я умолкла, потрясенная его словами… Большой, крепкий мужик, словно вытесанный топором из дерева твердых пород, и так сентиментален? Удачливый бизнесмен, взобравшийся на вершину, где, по милому русскому обычаю, уже можно пренебречь любыми законами (ведь для дураков и богачей закон не писан)… этот бизнесмен тревожится о судьбе красивых носатеньких рыб, безжалостно истребляемых!

Как мило! Трогательно!

– Постойте, а жене вы запрещаете носить шубу из натурального меха? Ведь вам жаль зверушек? – уточнила я.

– Опять язвишь?

– Да просто хочу узнать!

– Нет, не запрещаю. У нас и под сорок морозы бывают, не мерзнуть же ей.

Гуманно!

Я этой зимой чуть не скопытилась в пуховике. Дрожала – зуб на зуб не попадал.

– Юля, а как насчет итальянского ресторана?

– Согласна, согласна! – горячо закивала я.

Итальянская химчистка уже была в биографии, теперь будет еще итальянский ресторан. Надеюсь, их сервис отличается…

Ах, ну естественно! Ремартов повез нас в шикарный ресторан в центре города. Перед входом в помещение я внутренне сжалась, представив, как меня останавливает охранник. Вряд ли в это заведение пускают дам в джинсах. Дамы не имеют права потратить кучу денег на жюльен и антрекот, если не одеты в элегантное платье…

Но охранник, напротив, изобразил подобие улыбки (насколько позволяла его бандитская рожа). Нас безоговорочно пропустили, метрдотель защебетала, усаживая гостей в уединенном уголке… Очевидно, сейчас я была спутницей человека, перед которым открыты все двери.

Отлично!

Пока ждали заказ, Ремартов измывался надо мной по полной программе. Пришлось еще раз, слово в слово, пересказать историю, приключившуюся на даче у Воскресенского, заодно опять пережив весь ужас происшествия.

Пытается подловить на неточностях?

– Бизнесмен он был фиговый, – хмуро сообщил кормилец.

Прослушав трагическую ораторию повторно, задав три сотни уточняющих вопросов, Ремартов глубоко задумался.

Я сосредоточенно рассматривала сверкающие приборы, красивую скатерть, стены, картины, барельефы, официантов. Так, словно впервые обедала в дорогом ресторане, а не в пельменной.

Однако в забегаловке мы бы уже давно чавкали пельменями и жирно смазывали их майонезом. А тут сидим голодные в ожидании изысканных средиземноморских блюд!

Согласна на пельмени.

– Он и в политику-то полез лишь для того, чтобы упростить себе занятия бизнесом, – пробормотал Ремартов.

Вряд ли его слова предназначались мне, скорее он просто размышлял вслух…

– А чем занимался Воскресенский? Какой у него бизнес? Я слышала, там что-то связанное с маслом?

– Да, он торговал машинными маслами.

– Надо же, как серьезно. Торговал не сливочным и не оливковым маслом, а машинным…

– Смеешься?

– Нет! Просто рассуждаю. Однако, насколько понимаю, политическая карьера Воскресенскому удалась.

– Да, верно. Я и говорил ему – брось ты бизнес, не парься. Нет у тебя к этому таланта.

– Да, зато депутатствовал он артистично! Сколько раз видела его по телевизору – прямо за душу брал своей популистской демагогией. А при личном знакомстве очаровал по полной программе. Хотя мы общались от силы минут сорок… Значит, Андрей Богданович, на вашего друга напали из-за машинного масла? Передел рынка? Кто-то решил подвинуть депутата? Кому-то он помешал?

– Не знаю. Ничего я не выяснил. – Ремартов взял хлеб из корзинки, отломил кусок, сунул в рот и начал жевать.

Я сразу сделала то же самое. До этого момента стеснялась и тихо умирала с голоду. А в принесенной официанткой корзинке лежало настоящее богатство – пышный батон, палочки с кунжутом, ржаной хлеб с фундуком и так далее.

Совместное поедание хлеба нас сблизило. Мы посмотрели друг на друга как заговорщики.

– Лучше б заехали в какое-нибудь ничтожное кафе, – признался Ремартов. – Что за дела?! Есть хочу! Где еда?! Где метрдотель?

– Да, – возбужденно пропищала я. – Где мои баклажаны с моцареллой?

Стоило Ремартову рявкнуть, сонное царство вокруг нас мгновенно ожило. Все завертелось, закрутилось, как на пленке с ускоренной перемоткой. Через секунду перед нами уже дымились ароматным паром тарелки.

– Как дети, ей-богу, – сказал Ремартов. – Пока не гаркнешь, результата не добьешься. А я не люблю орать.

– Наверное, вас и так все слушаются.

– Еще бы, – согласился бизнесмен. – Попробовал бы кто-то меня не послушаться… – И он, сделав зверское лицо, кровожадно воткнул вилку в кусок мяса.