— Сказал, что все эти «новости» — не наша утечка, а дело рук журналистов, поэтому и причин для опровержения нет. Но раз ты полагаешь, что нашла заказчика убийства…

— В том-то и дело, что я не уверена! — прервала шефа Алла.

— То есть как — не уверена? Ты же только что сама…

— Уж больно все очевидно!

— Радоваться надо, а она сомневается! — рассердился Дед.

— А чему радоваться? Если мы обла… в смысле, ошибемся, Андрон Петрович, последствия могут оказаться серьезными!

— Ну поведай мне о своих сомнениях, на чем они основаны?

— Слишком много улик указывает на участие в деле Дарьи Гальпериной, и это настораживает. Ну взять хотя бы звонок от покойной медсестры — почему всего один? Ребята из технического отдела весь телефон раздербанили, с оператором сотовой связи сверялись, но других звонков на этот номер нет. Сама Дарья также ни разу не звонила девушке.

— Это говорит лишь о ее осторожности. Зачем пользоваться собственным телефоном, если можно завести специальный, для связи с единственным абонентом? И зарегистрировать его на подставное лицо. Или, скажем, все переговоры об убийстве женщины вели лично, с глазу на глаз, и вообще не пользовались телефоном, понимая, что звонки можно отследить. Ты же не вчера родилась, милая моя, — преступники бывают сообразительными, иначе мы лишились бы работы!

— Хорошо, тогда как было дело? Малинкина, значит, сделала Гальперину смертельную инъекцию и тут же отзвонилась заказчице, чтобы отчитаться о проделанной работе?

— А почему нет?

— Тогда как ее телефон оказался под койкой покойного?

— Ну мало ли… Может, выронила, пока ликвидировала следы преступления?

— Допустим. В кармане у убитой сестры, как по заказу, обнаружилась разбитая ампула одного из препаратов, введенных адвокату. Откуда она взялась — неужели вы думаете, что она запаслась просто на всякий случай?

— Не была уверена насчет дозы?

— А почему запас только одного лекарства, ведь необходимо два препарата?

— Ну, мало ли…

— А пуговица от тренча от Донны Каран, зажатая в кулаке Малинкиной, как подарок следствию?

— Как я уже говорил, преступники бывают умными, но и они, к счастью, совершают ошибки!

— Почему Ольга покинула больницу, даже не сняв халата?

— Торопилась, боялась быть застигнутой на месте преступления.

— А сумка? Почему она сумку-то с собой не взяла? Девушка миловалась с ординатором во время дежурства. Потом вышла в туалет — неужто вы полагаете, что именно в тот момент она решила провернуть операцию с убийством Гальперина? Ведь парень мог в любой момент отправиться ее разыскивать — кто знал, что он уснет! Да и эвтаназия — не быстрый процесс. Сначала вводится один препарат, погружающий пациента в глубокий сон, и только по прошествии некоторого времени вводится второй, смертельный… И потом, как Малинкина покинула больницу незамеченной?

— Для того, кто там работает, это не проблема! Должна же она была обеспечить себе алиби, верно? Только все прошло не так, как медсестра ожидала, и она оказалась в багажнике автомобиля. Может, она попросила больше денег, или…

— Кстати, насчет автомобиля — тоже непонятная ситуация. Если, как вы говорите, Малинкина хотела больше денег, а заказчица решила, что девица зарывается, то убийство было незапланированным. По мнению патологоанатома, на это указывает и характер повреждений тела медсестры.

— Ну вот!

— Только зачем заказчице чужая машина? Если она не собиралась убивать девушку, к чему вся эта канитель с угоном из гаража под снос? Концы с концами не сходятся, Андрон Петрович! Нет, пока Гальперину мы к убийству медсестры не пришьем: своими руками она ничего не делала. Дарья — дама субтильного телосложения. Малинкина, конечно, тоже не была крупной, но согласитесь, для того, чтобы сломать человеку шейные позвонки, требуется сила, которой определенно недостает Дарье Гальпериной!

— А как насчет соучастника? — предположил Дед.

— Убийца — точно мужчина, — кивнула Алла. — Об этом говорит мужская ДНК, обнаруженная под ногтями жертвы. Гальперина воспользовалась чьей-то помощью. Единственное, что мы можем сейчас сделать, — это проверить всех работников отделения ТОН мужского пола — при условии их добровольного согласия, само собой, — на предмет совпадения ДНК с искомым. Но, мне думается, это ничего не даст. Кроме того, остается неясным, как в кулаке Малинкиной оказалась пуговица от тренча Донны Каран? Дарья не приходила в больницу в ночь смерти адвоката: ее не засекли камеры, да ее и не пропустили бы…

— Это если у нее не было сообщника внутри, который провел Гальперину без проблем. Кроме того, мы ведь до сих пор не знаем, была ли медсестра убита в палате или все-таки уже после того, как покинула больницу… Скажи, ты сама считаешь Гальперину невиновной в убийстве свекра?

— Мотив у нее был: есть свидетель, подтверждающий разговор Дарьи с Гальпериным, во время которого он прямо сказал, что намерен продать «ОртоДент»! Да и улики игнорировать нельзя.

— Ты говорила о последствиях в случае ошибки. Что ты имела в виду?

— Ко мне приходил Михаил Жаков.

— А, твой…

— Уже не мой.

— Дурак он, вот что я скажу — такую девку потерял! Так что там с ним?

— Жаков прямо ничего не сказал, но у меня создалось впечатление, что он пришел не по зову души.

— Намекаешь на его тестя, на Заякина?

— Мне показалось…

— Да не показалось тебе, не показалось.

— Так вы в курсе?

— Что он к тебе приходил — нет, но для меня не секрет, что Заякин спит и видит посадить на мое место кого-нибудь прикормленного и послушного. Не удивлюсь, если он подрядил зятька в помощь!

— И что вы собираетесь делать? — с тревогой поинтересовалась Алла.

— Свою работу, что же еще? И ты права: мы не имеем права на ошибку! Если ты не уверена, не будем пороть горячку. Как говорится, поспешишь — людей насмешишь. У тебя есть основания задержать и допросить Гальперину, а дальше — по обстоятельствам.

* * *

Мономах поднял бокал. Темно-коричневая жидкость в свете приглушенных светильников приобрела приятный янтарный цвет. Он ждал минут двадцать — Гурнов опаздывал. Это было на него не похоже, и Мономах начинал волноваться, когда дверь в противоположном конце зала распахнулась, и долговязая фигура патологоанатома возникла в образовавшемся проеме. Он огляделся, и Мономах вскинул руку, обозначая свое присутствие. Гурнов широким шагом ринулся к нему, проигнорировав подошедшего с вопросом администратора.

— Привет! — выдохнул он, опуская костлявый зад на жесткий стул (Мономаху даже показалось, что он слышал звук удара его тазовых костей о деревянную поверхность сиденья). — Еле вырвался!