Чтобы проверить свои идеи дальше, Харлоу и его команда создали двух «суррогатных матерей»: одну из куска дерева, обмотанного тряпками и имеющего специальную лампу, которая обеспечивала тепло, а вторую — из обычной проволоки. Для первой группы из четырех новорожденных обезьян тряпочная мать давала еще и молоко, а проволочная — нет; для второй группы все было сделано наоборот. Исследование показало, что даже когда суррогатная мать из проволоки давала молоко, маленькие обезьяны больше стремились к физическому контакту и времяпрепровождению с мягкой тряпичной куклой.

Этот результат изменил привычное представление о том, что младенцы любят свою мать на уровне условных рефлексов только потому, что она предоставляет им молоко, столь необходимое для выживания. Было очевидно, что возможность получать молоко была не главным фактором для обезьян; намного большее значение имел телесный контакт, или «материнская любовь».

Харлоу пошел еще дальше — он заявил, что, возможно, основная функция вскармливания заключалась как раз в том, чтобы обеспечить регулярный физический контакт между матерью и ребенком, принимая во внимание то, что нежная привязанность была столь важной для выживания. В конечном итоге, отметил он, в продолжительных перерывах между вскармливаниями остается именно эта теплая привязанность.

Если маленькие дети бегут и обнимают свою мать, когда испытывают страх или видят перед собой какую-то угрозу, Харлоу решил проверить, будет ли происходить то же самое в случае с обезьянами и их суррогатными матерями. Ответ оказался положительным: маленькие обезьяны бежали и обнимали тряпичную куклу, независимо от того, насколько хорошо эта мать их «вскармливала». Похожей реакция была и тогда, когда, поместив обезьян в незнакомую для них комнату с новыми визуальными стимулами, им дали возможность вернуться к своим тряпичным матерям.

Харлоу также обнаружил, что обезьяны, которые были разлучены с суррогатными матерями в течение продолжительного периода, все равно немедленно стремились к ним, если им предоставлялся такой шанс. Привязанность, однажды установленную, было очень сложно стереть из памяти.

Даже обезьяны, выращенные в отсутствии любой матери, суррогатной или настоящей, после нескольких дней растерянности и страха, проведенных наедине с тряпичной

куклой, могли привыкнуть к ней и создать крепкую привязанность. Спустя некоторое время они начинали придерживаться тех же моделей поведения, что и обезьяны, постоянно находящиеся рядом с суррогатной матерью.

В рамках другого эксперимента, некоторые из суррогатных матерей могли выполнять убаюкивающие движения и давать тепло. Маленькие обезьяны еще больше привязывались к таким матерям, проводя у них на руках по 18 часов в день.

Вызывало ли особую любовь у маленьких обезьян лицо суррогатной матери с большими нарисованными глазами и ртом? Самой первой выращенной Харлоу обезьяне дали суррогатную мать, у которой на месте головы был просто деревянный шар безо всякого изображения лица, и детеныш прожил с ней вместе полгода. Когда позже эту куклу заменили на две других, у которых были нарисованы лица, маленькая обезьяна разворачивала головы кукол так, чтобы лица не было видно, — такой она привыкла видеть свою предыдущую мать!

Эксперименты Харлоу еще раз показали, что большое значение для нас имеет именно тесная связь, которую мы устанавливаем с нашими матерями, независимо от того, как они выглядят или насколько безразлично к нам относятся. Харлоу вовсе не шутил, когда писал, что «любовь слепа». Он пришел к выводу, что во вскармливании, предоставляемом реальной или суррогатной матерью, не было существенной разницы — было очевидно, что детеныш обезьяны нуждался лишь в общей «фигуре матери», чтобы вырасти здоровым и счастливым.

Подобные выводы, тем не менее, оказались преждевременными. Харлоу отметил, что, когда его детеныши обезьян вырастали, многое у них было не так.

Вместо нормального спектра эмоциональных реакций обезьяны проявляли склонность только к объятиям или деструктивной агрессии, зачастую разрывая тела кукол и разбрасывая повсюду куски тряпок и бумаги. Даже во взрослом возрасте они испытывали необходимость в том, чтобы прижиматься к мягким или меховым вещам, и не могли отличить одушевленный предмет от неодушевленного. Хотя они могли проявлять любовь к другим обезьянам, слишком немногие из них смогли ужиться с партнерами уже во взрослом возрасте, а те из них, у кого родились детеныши, не могли заботиться о них должным образом. Очевидно, что отсутствие реакции со стороны их суррогатных матерей, а также изоляция от других обезьян лишили их возможности на нормальную социальную адаптацию. Они понятия не имели о том, что считалось приемлемым или неприемлемым поведением, что такое взаимный обмен эмоциями в рамках нормальных отношений.

Открытие Харлоу напоминало то, что уже наблюдал в 1940-х годах венгерский психиатр Рене Шпиц. В своих широко известных исследованиях он сравнивал детей, выращенных в различных специальных учреждениях. Первая группа детей воспитывалась в приюте для подкидышей, в чистой и аккуратной, но немного изолированной обстановке. Вторая группа росла в притюремных яслях, где был постоянный беспорядок и где им приходилось жить в тесном физическом контакте друг с другом. В течение двух лет более трети детей из приюта умерло, в то время как дети из другой группы оставались живы спустя даже пять лет.

У большей части детей, выживших в приюте, с возрастом возникли серьезные проблемы, и более 20 детей пришлось поместить в специальные лечебные заведения. Основная разница заключалась в том, что матерям, чьи дети находились в тюремных яслях, разрешали заботиться о них, в то время как дети-подкидыши росли под контролем только профессиональных нянечек. Независимо от того, определялась смерть как «физическая» или «психологическая», именно недостаток любви и заботы стали ее основной причиной.

Критики утверждают, что все, чего смог добиться Харлоу, сводилось к научному доказательству здравого смысла — младенцы и дети нуждаются в тесной физической и эмоциональной привязанности к кому-то настолько же сильно, насколько нуждаются в кислороде. Однако задача развеять последние сомнения относительно того, что все и так уже знают, стала основной целью экспериментальной психологии, и именно исследования Харлоу помогли изменить принцип работы детских домов и социальных служб. То, что раньше воспринималось как вызов устоявшимся нормам выращивания детей, сегодня является широко распространенной практикой. Например, утверждение, что мать должна прижимать новорожденного ребенка к своему телу, чтобы он смог ощутить тепло ее кожи, объясняется тем, насколько разрушительным может стать отсутствие подобных контактов. Об этом и говорил в своих исследованиях Харлоу.