Капиталистическая революция обусловила основополагающий переход от цены к зарплате. Когда производитель продает за некую цену свой продукт, «его личность сохраняется». Но когда он приходит продавать свой труд, «он продает себя», теряет человеческое достоинство и становится рабом – «рабом зарплаты», как принято говорить. Труд за зарплату считался сродни крепостному рабству, с той лишь разницей, что это рабство носит временный характер, пусть и только в теории. Это понимание получило столь широкое распространение, что даже стало слоганом Республиканской партии, отстаиваемым его лидером Авраамом Линкольном[355].

Концепция, в соответствии с которой средства производства должны принадлежать рабочим, в середине XIX века считалась общепризнанной, ее отстаивали не только Маркс и другие сторонники левых убеждений, но и самый выдающийся классический либерал того времени Джон Стюарт Милль. Он утверждал, что «преобладающей формой объединения, в том случае если человечество будет работать над ее улучшением… должно стать объединение рабочих на принципах равенства и коллективного владения капиталом, с помощью которого они будут осуществлять свою деятельность, работая под руководством управленцев, ими выбираемых и ими снимаемых»[356].

Эта концепция прочно укоренилась в суждениях, питавших либеральную мысль. Отсюда рукой подать до контроля над другими институциями и сообществами в рамках свободных ассоциаций и федерального устройства, в соответствии с общей направленностью широкого диапазона общественной мысли, включающего в себя спектр от анархистских традиций и левого антибольшевистского марксизма до гильдейского социализма Джорджа Дугласа Ховарда Коула и теорий значительно более позднего периода[357]. Что еще важнее, такой подход подразумевает активные действия, по мере того как рабочие в различных сферах жизни стремились бы взять в собственные руки свою жизнь и судьбу.

Чтобы подорвать эти разрушительные доктрины, «хозяевам человечества» следовало попытаться изменить представления и позиции, лежащие в их основе. Как пишет Вэр, «активисты рабочего движения предупреждали о Новом Духе времени: приобретай ценности, забывай обо всем, кроме себя» – порочный принцип хозяев, который они, естественно, попытались навязать и своим подданным, понимая, что из доступных богатств те смогут приобрести очень и очень немногое. В виде острой реакции на этот оскорбительный дух по всей стране стали набирать силу движения рабочих и радикально настроенных фермеров – самые масштабные демократические народные выступления за всю историю США, цель которых – солидарность и взаимопомощь[358]. Их подавили главным образом силой. Но несмотря на неудачи, нередко оборачивавшиеся жестокими репрессиями, несмотря на непрекращающиеся усилия внедрить этот порочный принцип в умы общества с помощью образовательных систем, колоссальной рекламной индустрии и других пропагандистских институтов, призванных решать данную задачу, борьба еще не окончена.

В борьбе за справедливость, свободу и человеческое достоинство нам предстоит преодолеть множество серьезных барьеров, выходящих даже за пределы острой классовой борьбы, которую ведет обладающее прекрасным классовым сознанием бизнес-сообщество, ведет при «необходимой поддержке» правительства, которое оно же во многом и контролирует.

Некоторые такие коварные угрозы Вэр обсуждает в том виде, в каком их понимал рабочий класс. Он рассказывает о позиции искушенных рабочих в Нью-Йорке 170 лет назад, придерживавшихся общепринятого мнения о том, что ежедневная зарплата представляет собой форму рабства, и предупреждавших, что в один прекрасный день рабы зарплаты «забудут, что такое мужество и слава в рамках системы, навязанной им в силу необходимости в пику таким их чувствам, как независимость и самоуважение»[359]. Они надеялись, что до этого дня «еще далеко». Сегодня все его признаки налицо, однако стремление к независимости, самоуважению, чувству собственного достоинства и возможности самостоятельно определять свою судьбу тоже бродит неглубоко под поверхностью, готовое вновь заявить о себе, когда его разбудят обстоятельства и активная борьба.

Вопрос о том, каким образом определяется внешняя политика, в международных отношениях является основополагающим. Здесь я лишь в общих чертах обрисую, как, на мой взгляд, можно эффективно исследовать этот вопрос, выбрав в качестве примера Соединенные Штаты по целому ряду причин. Во-первых, с США никто не может тягаться в плане глобального значения и влияния. Во-вторых, американское общество очень открыто и, может быть, в этом отношении даже уникально, так как мы можем узнать о нем больше, чем о каком-либо другом обществе. Наконец, этот пример чрезвычайно важен для самих американцев, которые способны влиять на политический выбор у себя в стране, а в действительности и в других странах.

Существует «общепринятая стандартная версия», традиционная для академической науки, заявлений правительства и общественного дискурса. Она подразумевает, что главной обязанностью правительства является обеспечение безопасности, учитывая, что с 1945 года первейшей проблемой для США и их союзников была угроза со стороны СССР.

Оценить эту верность этой доктрины можно несколькими способами. Один из очевидных вопросов лежит на поверхности: что произошло после того, как угроза со стороны СССР исчезла? Ответ: все продолжилось в точности, как было до этого, просто теперь существует российская угроза.

В 1989 году Соединенные Штаты вторглись в Панаму, убив, по всей видимости, тысячи человек и установив послушный режим. Для регионов, где США выступают в роли доминирующей силы, это обычное дело, но данный случай стал не совсем обычным, поскольку впервые за всю историю крупный акт внешней политики не объяснялся предполагаемой «российской угрозой».

Вместо этого для вторжения придумали целый набор ложных предлогов, не выдерживающих никакой критики. Средства массовой информации взялись восторженно подпевать, восхваляя великолепное достижение, каким стала победа над Панамой, но не обращая внимания на то, что предлоги были названы смехотворные, а само нападение было грубейшим нарушением международного законодательства и подверглось резкой критике во всем мире, особенно в Латинской Америке. Резолюцию Совета Безопасности ООН, в которой содержалось осуждение преступлений американских военных во время вторжения, одобрили единогласно. Впрочем, нет, одна страна воздержалась – Великобритания. А США наложили на эту резолюцию вето[360].