Эдкевич, увидев перед собой сию картину, тотчас вспомнил всю хронологию событий. И решил, что лучше… продолжит спать… Закрыл глаза, не желая реагировать на злую и жестокую реальность. Сладко потянулся, положил левую руку на ухо корове, зевнул… Однако, сон, потеряв силу, исчез, будто его и не было. «Я что, на корове лежу?..» — подумал про себя Эдкевич и резко открыл глаза.

— Ну, привет, строитель, — сказал Квазимодо.

Эдкевич, не теряя самообладание, как ни в чем не бывало состроил серьезную мину, приподнялся, но, сам того не желая, свалился с коровы спиной назад.

— Ну, хоть Чурку мою вернули, — вздохнул егерь.

— Ты свою корову Чуркой назвал? — хмыкнул мужик с вилами. Улыбнулась даже баба Соня.

— Без комментариев, — пробурчал егерь в ответ, — корову вернули, теперь сарай отстраивайте! — рычал он, поглядывая то на Валенова, то на Эдкевича. — Этот сарай мой прадед еще построил, каждое бревнышко сам перетаскал! А вы, вандалы! — егерь стал заикаться. — Только три бревна от сарая оставили!

— Ты бы угомонился! — вмешался Квазимодо. — С твоими родственниками у нас давно война идёт из-за этих деревянных построек.

— Твой дед деревьев наворовал в округе, стал «постояльцем» в тюрьме. Там я с ним и познакомилась. Хочешь той же участи? Нет? Тогда проваливай, Эйнштейн! — пригрозила и увеличила громкость баба Соня.

— Я никуда отсюда не уйду! — заорал егерь. Мужик с вилами подошёл к нему поближе и направил вилы в его сторону.

Роману, на мгновение, даже стало жалко хозяина леса. Он смотрел на него и видел отчаявшегося человека, потерявшего что-то очень ценное, напоминающее ему о семье. Валенов, несмотря на свои амбиции и желание вырваться от злого армянина, не хотел, чтобы из-за него страдали люди. Преисполненный угрызениями совести, он решился на шаг, которого и сам от себя не ожидал — предложил егерю свою помощь.

— А ты, помалкивай, не скоро ещё покинешь нас, дамский угодник, — сплюнул Квазимодо, и закричал: — А где эта женщина?

— Здесь я, здесь, — пробурчала Нина.

Егерь же, повесив голову, двинулся в сторону леса. Одна лишь мысль грела его душу — человек, причастный к беспорядкам на его территории все же раскаялся в содеянном, еще и помощь предложил. «Относительное, но добро все-таки есть в мире…» — думал Эйнштейн.

Романа и Эдкевича усадили на заднее сидение машины, все остальные тоже расселись: кто — в трактор, кто — на лошадку и выдвинулись к поселку. Всю дорогу Роман смотрел на Эдкевича и понимал, что видит этого парня впервые. Он помнил всех членов тургруппы. Помнил даже нищего, которому подбросил пару червонцев несколько лет назад, но Эдкевич… Его он не видел никогда…

Где-то в лагере…

Могильников вывернул мокрую сумку, из неё выпала маленькая черно-белая фотография с мальчиком на трехколесном велосипеде. Лея заметила, подняла фото.

— Олег Уюкович, — окликнула его девушка с улыбкой, — какой чудесный ребенок! А кто это? — и протянула Могильникову фото.

Кира в это время натянула веревку между деревьями, чтобы повесить на них мокрые вещи патологоанатома. Юля была в палатке, а Тощий… Тощий вновь куда-то испарился, не заметила его внезапную пропажу даже Лея, хотя и пристально за ним наблюдала.

Патологоанатом взял из протянутой руки Леи фото, взглянул на него… Его охватило странное, сильное беспокойство. Могильников все утро не мог понять, что он делает в тайге с неизвестными и совершенно неинтересными ему людьми. Фотография, наконец, вернула его в нужное русло — сын. «Где мой сын?» — подумал про себя Могильников.

Шерлок Холмс и доктор Ватсон…

«Ватсон» проснулся с дичайшей головной болью, как это не странно, вовсе не от похмелья. Проснулся в каком — то шалаше, на раскладушке, кривой и родившейся явно в Советском Союзе. Темень, что царила вокруг, настораживала. Вдобавок ко всему, в дальнем углу кто-то скребся. Почему такая кошмарная обстановка, спросите вы? Как бы ответил «Холмс», который, кстати говоря, находился возле костра в десяти метрах от шалаша — это элементарно! Дарьян Покровский был абсолютно уверен в том, что он — доктор Ватсон. Очнулся он в темнице, в углу что-то скреблось. Это внушало ужас. Ответ был очевиден…

*Гав*

— Собака Баскервиллей… — вскрикнул «Ватсон», и судорожно закрылся с головой покрывалом. Не заметил, как высунул ногу. Пёс подошёл, лизнул конечность, чем вызвал бурные, очень бурные эмоции. Инстинкт самосохранения заставил Дарьяна бежать сломя голову прочь. Он подскочил на раскладушке и сразу ж уперся головой в потолок. Пригнулся, рванул к выходу, но в тесном пространстве споткнулся о собаку, затем о велосипед, стоящий у входа и вылетел из шалаша вперед головой. Пёс устремился за ним.

Старик, он же «Холмс» по сценарию, сидел возле костра. Ему нравилось наблюдать за тем, как тлеют угли в костре, нравился запах горящего дерева, нравился его треск. В эти минуты он словно отдалялся от внешнего мира и наслаждался свободой. Пётр Ильич Чайковский считал себя свободным от всех человеческих проблем. Его не волновали ни политика, ни войны — зачем думать о том, что нас убивает, если в конце пути нас всё равно ждёт смерть! В своей жизни он успел повидать все и, как считал, всё сделать. С женой прожил 50 лет в браке, вырастил четверых детей. У всех уже семьи, да и внуки имеются. Дуб возле дома посадил. Теперь он жил беззаботно, наслаждался каждой минутой и, разумеется, не упускал возможности веселиться, устраивая розыгрыши, совершая действия и поступки, на которые адекватный человек просто не способен. Стали бы вы выгуливать курицу, как домашнее животное, на поводке? Кстати, этому есть разумное объяснение — человек живет, как ему вздумается. Но автор комедии признается — он и сам иногда не понимает мотивов старика…

Итак, стоило только Дарьяну ночью под действием грибочков случайно упомянуть при старике, что ему нравятся великие сыщики: Шерлок Холмс и Пуаро, как дед, не раздумывая, воспользовался этим и написал для бедного Дарьяна новую «реальность».

— Собака существует! — закричал «Ватсон». Он поднялся с земли и на четвереньках отбежал подальше от палатки. Обернулся — из шалаша вышла обычная молодая овчарка. Парень успокоился и плюхнулся на землю.

Старик хохотал, ему было настолько весело, что в какой-то момент перехватило дыхание — подавился собственной слюной. А Дарьян немного, скажем так, недоумевал от происходящих событий. Собака, чей нос был испачкан, видимо, в сметане, радостно лизнула ему щеку и принялась носиться по лагерю, ударяясь о каждое дерево, куст и, в конце концов, наступила на куриное яйцо.

Улыбка сползла с лица старика, он склонил голову к