— Ты подлый обманщик! — воскликнул Конде.

— Кто обманет, тот победит, — со смехом возразил Анжу.

— Кто обманет, тот будет наказан.

— Оставим пустословия, любезный дядя. Я не фараон, а вы не Моисей, но мне вскоре царствовать, а вот вам уже никогда.

И он, не слезая с лошади, подался всем телом вперед, собираясь вонзить клинок в горло Конде, но Лесдигьер, мгновенно разгадав его намерение, отступил на шаг, увлекая за собой принца.

Шпага Месье пронзила пустоту.

— В чем дело, сударь? — накинулся он на Лесдигьера, раздув ноздри и выпучив глаза. — По какому праву вы вмешиваетесь? Как вы смеете перечить брату короля!

— Это право дало мне звание дворянина! — с вызовом ответил Лесдигьер, чувствуя, как от негодования закипает кровь. — И оно не позволяет мне спокойно наблюдать, как вы позорите свою дворянскую честь и ваш королевский род столь бесчестным поступком, как нарушением собственного слова и нападением на безоружного и беззащитного, к тому же раненого человека.

— Ты просто негодяй! — крикнул Конде в лицо герцогу Анжуйскому. — Сопливый, гадкий подонок, место, которому на виселице, а не на родовом древе французских королей!

— Еще одно слово — и я прикажу отрубить вам голову прямо здесь же, сейчас! — рассвирепел тот, багровея от гнева и привстав в стременах.

— Будь ты проклят, мерзкий гаденыш! Ты, и все твое семейство до последнего колена!.. — И Конде, превозмогая боль, сделал шаг вперед. Анжу побледнел и попятился вместе с лошадью. Потом порывисто обернулся. Рядом с ним оказался капитан из войска Таванна.

— Стреляйте в него, Монтескье! — бешено заорал герцог. — Стреляйте же! Я приказываю!

Монтескье нацелился в грудь Конде, но Лесдигьер опередил, нажав на курок своего пистолета, направленного на Монтескье. Но… выстрела не последовало. Пистолет дал осечку, видимо, отсырел порох. И тут же прогремел выстрел Монтескье. Конде охнул и упал на одно колено. Из груди его фонтанчиком брызнула кровь. Лесдигьер выхватил из-за пояса второй пистолет, но разрядить его не успел. Монтескье был начеку и выстрелил второй раз. Конде упал лицом вниз: пуля пробила ему сердце.

Но, не успело еще умолкнуть эхо от выстрела, как Монтескье пошатнулся в седле и замертво свалился с коня: пуля Лесдигьера вошла ему чуть выше переносицы и раздробила череп.

— Убийца! Убийца! Подлый убийца! — вскричал юный Конде и бросился с кинжалом на своего кузена, но тот взмахнул шпагой и рассек ему плечо.

Лесдигьер схватил принца и быстро передал его своим гвардейцам. Те мигом подхватили раненого, усадили на лошадь и поскакали в направлении Коньяка.

— Ты и в самом деле гнусный негодяй и подлый убийца! — бросил в лицо Месье Лесдигьер и вскочил на коня. — Будь же ты проклят, я презираю тебя!

— Схватить его! — закричал герцог Анжуйский.

Но Лесдигьер уже дал шпоры и, зарубив по пути двух человек, мешавших ему проехать, помчался в сторону Коньяка. Однако ему не повезло. Его конь споткнулся и упал на передние ноги. Лесдигьер вылетел из седла и распластался на земле, больно ударившись головой о кочку. На него тут же набросились солдаты герцога, но на них налетели гвардейцы Лесдигьера, решившие спасти своего капитана. Лесдигьер, приподнявшись на локте, крикнул:

— Спасайте принца! — И повторил, видя, что они застыли в нерешительности: — Я вам приказываю!

Приказы должно исполнять, такова заповедь воина. И вся рота как один бросилась вслед за юным принцем Конде.

Остался один Шомберг. Он сохранял полнейшее равнодушие во время убийства Конде, ибо был католиком и все это его не касалось. Но как только его друг оказался в опасности, он выхватил шпагу и принялся щедро раздавать удары направо и налево швейцарцам и рейтарам, окружившим лежащего Лесдигьера со всех сторон.

— Так это был его отпрыск! — воскликнул Анжу, услышав слова Лесдигьера. — Немедленно догоните его! — приказал он солдатам. — Взять его живого или мертвого и доставить сюда!

Гвардейцы Лесдигьера, почуяв погоню, как по команде остановились, повернули коней и дали залп из аркебуз и пистолетов. Преследователи, потеряв около половины убитыми и ранеными, вздыбив лошадей, замерли на месте. Ряды их смешались. Пока они соображали, что им предпринять, гвардейцы дали второй залп. Потеряв еще часть людей, швейцарцы и рейтары в беспорядке ретировались.

— Как вы посмели не выполнить мой приказ? — заорал герцог Анжуйский.

— Ваше высочество, — ответил один, по-видимому старший, — нас осталось слишком мало, они уложили добрую половину наших…

— Так берите еще людей и догоняйте! Теперь им нечем будет стрелять.

— Напротив, они наверняка успели перезарядить свои ружья и пистолеты. Кто же рискнет теперь оказаться в числе первых ста убитых? Да и ушли они уже далеко, не догнать… Там кругом гугеноты.

— Трусы! Жалкие трусы! — в бешенстве вскричал герцог, в бессилии рубя шпагой невысокий кустарник рядом с ним. — Черт знает что такое! Целый еретический выводок был у нас под самым носом! А где тот дерзкий нахал? Его поймали?

— Его уже ведут сюда.

— Я отвезу его на суд короля, а потом ему отрубят голову как изменнику и еретику.

Увидя, как его рота стремительно удаляется, Лесдигьер нашел в себе силы, чтобы встать и поднять шпагу. Но врагов было слишком много, он не мог выдержать такого натиска. Он уложил еще троих, когда кто-то подобрался сзади и ударил его по голове прикладом аркебузы. Лесдигьер покачнулся и, теряя сознание, упал. На него тут же набросились и связали руки за спиной.

Шомберг дрался как лев и был уже весь в крови, своей и чужой. Не меньше десятка резаных и колотых ран появилось на его могучем теле, как у Кассия Сцевы. Теряя кровь, он слабел и стал все чаще пропускать удары. После одного из них он упал на колени и, получив еще один удар алебардой по спине, ткнулся лицом в траву рядом со своим другом, сжимая в руке, подобно Сцеве, рукоять окровавленной шпаги.

И тут неожиданно среди всей этой свалки появилась молодая женщина, по виду дворянка. Это, конечно же, была Камилла. Увидя лежащего на земле со связанными руками Лесдигьера, из головы, которого, не переставая, сочилась кровь, она бросилась к мужу и, упав на колени, загородила от врагов своим телом.

— Жалкие, грязные убийцы! — закричала она на них вся в слезах, прижимая голову Лесдигьера к своей груди. — Подлые негодяи и трусы! Сто на одного! Поглядела бы я на вас, если бы вы осмелились встретиться с ним в честном поединке! Трусы! Жалкие трусы! Убейте и меня вместе с ним! Что стоит вам убить беззащитную женщину, как вы только что убили его! Я не отдам его, убирайтесь прочь, мерзкие скоты!

Солдаты, опешив, расступились и сконфуженно глядели себе под ноги. В самом деле, велика ли храбрость наброситься в таком количестве на одного? Они явно не знали, как поступить, как вдруг подъехал Генрих Анжуйский со свитой и гневно спросил, ни к кому не обращаясь: