А потом наш класс повели в этот колледж. Я помню Сонни. Она была в оранжевых брюках с огромным клешем и с косынкой на голове. Можете себе представить хихиканье пятнадцатилетних подростков при виде картин с обнаженными женщинами. Я старался казаться взрослым, но экскурсия по комнате, полной нарисованных голых грудей оказалась самым волнующим приключением в моей жизни. И я решил, что рисовать голых женщин за деньги — это потрясающее занятие. Я стал часто ходить сюда, пытался понять процесс создания шедевров. Особенно этой картины.

— На ней моя жена, — негромко сказал Артур, размышляя о том, как странно говорить такое, стоя рядом с молодым человеком, восхищенно рассматривающим обнаженную натуру.

— Правда? Это невероятно! Вам надо привезти ее сюда. Скажите ей, что благодаря этой картине я начал рисовать и познакомился с несколькими замечательными девушками. Значит, они с Сонни знакомы?

Артур посмотрел на него. Он хотел сообщить Адаму, что Мириам умерла, но передумал. Он больше не хотел соболезнований. Он не знал Мириам. Сейчас она казалась ему незнакомкой.

— Я думаю, что когда-то они дружили, — ответил Артур.

Он попрощался с Адамом и вышел из здания колледжа, жмурясь от яркого солнца и не зная, куда направиться теперь.

Бернадетт

Когда Бернадетт позвонила в дверь, в этот раз звонок прозвучал тише обычного. В это время Артур заваривал чай на кухне. Услыхав звонок, он машинально достал из буфета вторую чашку. Он до сих пор не нашел времени поговорить с Бернадетт ни о кулинарном увлечении Натана, ни о ее визите к врачу.

Артур бросил взгляд на календарь с видами Скарборо. Завтра у него день рождения. Он уже несколько недель смотрел на эту дату, обведенную кружком, и будто не замечал ее. Ему исполнится семьдесят. Праздновать особо нечего, одним годом ближе к концу.

Артур все еще не мог прийти в себя после посещения колледжа. Мысли носились в голове, как стайка расшалившихся детей, и у него никак не получалось их приструнить. Артур уже забыл, что это такое — не знать других забот, кроме как убрать в доме и полить Фредерику, и успел соскучиться по такой жизни.

Он не мог понять, почему Мириам никогда не рассказывала ему о человеке, которому доверяла настолько, что позировала для него обнаженной. Артур пытался вспомнить, не встречался ли ему кто-то по имени Сонни. Может быть, Мириам писала ей письма? Но нет, о женщине с таким именем Артур никогда не слышал.

В дверь вновь позвонили.

— Да-да, — отозвался Артур.

День выдался солнечный, прихожая была наполнена светом, и парящие в воздухе пылинки блестели как золотые. Артур постарался не думать о том, что Мириам обожала солнечный свет. Правда ли обожала? Может ли он теперь быть уверен в этом? Что он вообще знает наверняка?

На этой неделе Сонни Ярдли должна позвонить в колледж сообщить, когда выйдет на работу. Адам обещал напомнить ей связаться с Артуром. Возможно, она подскажет ему, где искать разгадку истории последних шармов — кольца и сердца. Артур хотел уже наконец покончить с этим расследованием и начать спать спокойно.

— Здравствуйте, Артур. — На пороге стояла Бернадетт.

— Привет. — Артур привычно ждал, что Бернадетт ринется в дом проверять, насколько тщательно он протирает пыль, но она стояла не двигаясь. Тут Артур вспомнил то, что ему рассказал Натан. Он инстинктивно отвел глаза, чтобы Бернадетт не догадалась, что ему что-то известно, и пригласил: — Заходите.

Бернадетт отрицательно покачала головой.

— Вы, наверное, заняты. Я вам кое-что принесла. — Она протянула Артуру бумажный пакет с пирогом. — С вороникой.

Артур поймал себя на том, что вслушивается в голос Бернадетт. Она расстроена? Подавлена? Артур решил включить режим максимальной любезности.

— Ух, с вороникой — это здорово. Один из моих любимых пирогов.

— Хорошо. Надеюсь, вам понравится. — Бернадетт уже собралась идти прочь.

Увидев это, Артур понял: если она уйдет, он останется в одиночестве, и нет никакой гарантии, что снова не примется за уборку. Кроме того, он хотел убедиться, что с Бернадетт все в порядке.

— Я совсем не занят, — сказал он. — Составьте мне, пожалуйста, компанию.

Бернадетт какое-то время постояла на пороге и прошла в дом.

Артур украдкой посмотрел на нее. Под глазами у соседки появились темные круги. Рыжие волосы словно заржавели. Артур не мог подвести Натана и спросить Бернадетт про направление в больницу. Он старался не думать о том, каково ему будет потерять еще кого-нибудь в своей жизни. Артур знал, что он вступил в тот возраст, когда близкие и друзья стареют и слабеют. От тоскливого ужаса у него засосало под ложечкой — как в тот раз, когда над ним навис тигр Грейстоков.

«Не делай из мухи слона», — попытался он успокоить себя. Может быть, это ложная тревога и все обойдется? Что бы такого сказать Бернадетт, чтобы ее приободрить?

— Натан тоже любит готовить, — сообщил Артур, заглядывая в пакет с пирогом.

— Да, любит, — рассеянно отозвалась Бернадетт.

Артур положил пирог на противень и отправил в духовку, выставив температуру пониже, чтобы не подгорел.

— Знаете, меня можно уже не подкармливать. Я справился. Я уже не покончу с собой и не погружусь в пучину отчаяния. Я больше не безнадежный случай. У меня все в порядке. Артур повернулся к Бернадетт и широко улыбнулся, приглашая ее разделить с ним радость.

— Безнадежный случай? Так вы себя оценивали? — сердито спросила она.

Артур почувствовал, что краснеет.

— Нет, на самом деле я так не считаю. Я это случайно услышал, когда ходил на почту. Вера говорила, что вы любите помогать тем, кому плохо. Она их называла вашими безнадежными случаями.

Бернадетт вздернула подбородок.

— Этой дуре больше нечем заниматься, кроме как сплетничать о других, — отрезала она. — А я вот предпочитаю что-то делать и приносить кому-то пользу, а не зря коптить белый свет.

Артур понял, что она обиделась. Хотя Бернадетт была не из тех, кто расстраивается по пустякам.

— Простите, — сказал он упавшим голосом. — Не надо мне было ничего говорить. Я не подумал.

— Артур, я хочу, чтобы вы знали — я никогда не считала вас безнадежным случаем. Я думала, что вы замечательный человек, которому после смерти жены не повредит правильное питание. Чем я провинилась? Нельзя заботиться о других? Ноги моей больше не будет на этой почте. Какая же эта Вера злая.

Артур впервые видел Бернадетт такой расстроенной. Куда-то пропала ее вечная улыбка. Глаза были подведены гуще, чем обычно, и тушь уже начала осыпаться. Артуру не хотелось думать,