– Я сейчас уберу руку от твоего лица, Людмила, но если ты собираешься кричать, сломать тебе шею мне ничего не стоит. Ты поняла меня? Ты хорошо меня поняла?

Она кивнула. Я еще чуть-чуть ослабил хватку. Для дыхания этого было достаточно. Она не стала кричать. Потом ослабил еще немного – она по-прежнему хранила молчание. После этого я окончательно убрал руку от ее рта и развернул ее к себе.

Я видел, что она испугана до смерти. Я тут же представил себя на ее месте – ворвавшийся в квартиру посторонний мужчина, который оказался Мехмедом, словно вернувшимся с того света!

– Здравствуй, Людмила! Ты узнала меня? – спросил я.

Она кивнула.

– Скажи, как меня зовут?

Она молчала. Я сильнее сжал ей плечи, чтобы она произнесла мое имя. Лицо ее сморщилось от боли.

Наконец она прошептала: «Мехмед».

– А как моя фамилия? – вновь спросил я.

– Арслан, – прошептала она.

– То есть меня зовут…

– Мехмед Арслан…

Она глубоко дышала от волнения.

– Нет, – сказал я, – ты ответила неправильно! Меня зовут Мухаммед Арсланов!

Ее глаза расширились от ужаса, она попыталась что-то возразить. И тогда я впервые в своей жизни поднял руку на женщину, изо всех сил ударил ее по лицу. Она упала на пол. Пока она поднималась, я понял, что совершил большую ошибку, потому что после этого удара ее страх превратился в ярость, а ярость теперь очень быстро станет ненавистью. Если еще минуту назад на моей стороне была справедливость, то сейчас я стал разъяренным преступником, давшим волю своему гневу. Нетрудно было предположить, что такая волевая сильная личность, как Людмила, преодолев страх, тотчас примется обороняться.

Держась за щеку, Людмила поднялась.

– Как ты сейчас похож на Распутина! – произнесла она.

– Послушай, Людмила. Я, не сдержавшись, повел себя грубо, но, поверь, я не собирался мстить тебе. Я просто хотел узнать причину твоего поступка. Если скажешь, то хорошо, не скажешь – не проблема. Моей единственной целью является найти Ольгу.

Она усмехнулась и пробормотала себе под нос:

– До чего странная жизнь!

– Чего же тут странного?

– Тебя почти приговорили к смерти, ты чудом ее избежал, но тебе и дела до этого нет, все твои мысли только об Ольге.

– Да!

– Если я помогу тебе найти ее, ты простишь меня, так ведь?

– Да, клянусь, что прощу! Если хочешь, я встану перед тобой на колени и буду умолять, если хочешь, отдам все деньги, что у меня есть, хочешь – выполню любое твое желание.

– Значит, ты действительно не собираешься мне мстить?

– Нет, даже в мыслях не было. То, что сейчас произошло, – это срыв, ради бога, прости меня. Если хочешь, ударь меня. Хочешь – два раза, хочешь – три, сколько хочешь, столько и бей. Будем квиты.

Я взял ее за руки и ее ладонями ударил себя по щекам.

– Господи, что за бред! – сказала она. – Ты умоляешь человека, который отправил тебя за решетку и разрушил твою жизнь. И что же заставляет тебя извиняться передо мной? Любовь! Только любовь!

– Да, – тихо произнес я, – пожалуйста, пойми меня, Людмила. Когда я сидел в тюрьме, то специально поранил палец и написал на стене кровью имя Ольги. Но боль от этой раны – ничто по сравнению с сердечной болью. У меня остается лишь одно средство успокоить ее – найти Ольгу. Если я ее не найду, я сойду с ума. Пожалуйста, скажи мне, где Ольга!

– Ты когда-нибудь думал о том, почему я на тебя донесла? – спросила Людмила.

– Я очень долго думал об этом, но причину так и не смог понять. Мы были с тобой друзьями, кроме того, ты получала от меня хорошие деньги. У тебя не было причины предавать меня.

На ее лице установилось загадочное выражение, отражавшее хитрость и одновременно уверенность в себе. Губы изогнулись в улыбке, одновременно грустной и насмешливой.

– Значит, ты считаешь, мне не из-за чего было на тебя доносить?

– Не понимаю, – ответил я.

– Давай разберемся.

Теперь она окончательно успокоилась.

– Скажи пожалуйста, какое чувство в мире заставляет людей совершать подобные поступки?

Я задумался.

– Не знаю, может быть, ненависть?

– Нет, – ответила она, – у меня не было причин ненавидеть тебя. Подумай еще.

– Может, ты выполняла какое-то задание? – предположил я.

– О господи! – засмеялась она. – Я же говорю о чувстве!

Мне казалось, что передо мной извивается змея. Я понял, что Людмила обрела превосходство надо мной, и был растерян, потому что так себя вести мог только человек, перед которым бесполезно ставить препятствия, ибо им владеет непреодолимая страсть.

Я вдруг начал бояться ее, да, да, именно бояться.

– Хватит задавать мне вопросы, – сказал я. – Со мной, кажется, все ясно. Ты прекрасно знаешь, что привело меня сюда. Разве не ты являешься самым главным свидетелем моей любви к Ольге?

– Так вот, ты говоришь о любви, – заметила она.

– Именно. Я вынужден использовать слово «любовь». Однако этого слова не хватает, чтобы описать все мои чувства, оно слишком скудное.

Она загадочно улыбнулась.

– Так что, никто, кроме тебя, влюбиться не может?

Меня будто обухом по голове ударили.

Она продолжала насмешливо на меня смотреть.

– О господи! – воскликнул я. – Так значит, любовь? Людмила Белинская и любовь? Вещи просто несовместимые. Море и суша, небо и земля.

Сказать по правде, я был потрясен. Эта женщина очень долго скрывала свои чувства. К тому же ей пришлось быть свидетелем нашей с Ольгой страсти, делить с нами самые интимные моменты, говорить о нашей любви своими словами. Как же такое могло произойти? Но если она была в меня влюблена, почему тогда, не дрогнув, отправила в ад? Неужели только ради того, чтобы разрушить наше с Ольгой счастье? Неужели только из-за ревности к Ольге?

– Но раз уж, раз уж ты была влюблена, то почему тогда… – запинаясь, проговорил я… – Почему послала своего любимого человека в тюрьму?

Она рассмеялась мне в лицо.

– Я с самого начала думала, что ты дурак, но что до такой степени – не предполагала. Так ты что, решил, что я в тебя влюбилась? Это единственный вывод, который ты смог сделать? Чертов самовлюбленный эгоист!

– Но ведь ты говоришь о любви!

– Да, – кивнула она, – а я и не отрицаю. Да, я очень люблю, очень. А кто тебе сказал, что тебя?

– А тогда кого же?

Как только я спросил это, почувствовал, что меня словно ужалила гадюка. Спастись было невозможно! Змея ужалила, и яд быстро распространялся.