Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следующим моим шагом стал разбор списков тех, с кем постоянно контактировал полковник Шаров, который подготовили ребята Виктора. Если честно, мне это далось очень сложно. Я не видела этих людей. Не знала, как они выглядят и где находятся. Мне было трудно настроиться на них и прощупать. Я не была уверена в результате, потому что могла опираться только на свою интуицию. Но все-таки несколько имен из списка я выделила, именно этими людьми ребята должны заняться в первую очередь.
Еще появились новости об Олеге, друге Виктора. У него подтвердился диагноз. Прогноз, к сожалению, неутешительный. Хотя он после обследования собрался проходить лечение в Германии, мы с Виктором решили рискнуть поговорить с ним, и предложить мою помощь. Хотя я все так же не уверена, что смогу справиться с его болезнью полностью, уверена, что помочь облегчить течение и уменьшить последствия я смогу. Но делать это мы будем уже после возвращения из воспоминаний, а Олег пока дообследуется.
Толика выписали из больницы. Я видела, что он решительно настроен бросить пить. И, пока этот его настрой не улетучился, как это обычно бывает у алкоголиков, я решила, что ему самое время помочь. Я вообще не очень понимала, что нужно сделать, чтобы вызвать у него отвращение к алкоголю, на что Тит только рассмеялся.
– Ты хочешь сказать, что мне опять нужно просто расслабиться, а энергия сама сделает все, что нужно? – чувствуя себя бестолочью спросила я.
– О нет! – покачал головой Тит. – В случае с зависимостями это не работает. Ты сможешь ему запретить пить, но какая бы ты не была сильная ведьма, если ты это будешь делать против его воли, то этот запрет не будет действовать вечно. Будут срывы. Но в случае, когда человек сам хочет избавиться от пагубной привычки, то ты избавишь его от зависимости раз и навсегда.
– Тогда почему ты смеешься? – не понимала я. -Я же чувствую, что он не хочет больше пить. У него очень четкое намерение.
– Все дело в том, Аннушка, что он больше и так пить не будет. Твоя помощь ему больше не нужна. Я не был уверен, пока он не вернулся из больницы. Но сейчас могу тебе это гарантировать, – закивал Тит головой.
– Ну-ка давай подробнее, – попросила я.
– Дело в том, что я познакомился с Толиком, в тот день, когда он отравился паленой водкой. Ну как познакомился, я показался ему, – неохотно сообщил мне Тит. – Он, конечно, сильно испугался, да так, что остатки водки вылил в раковину и клялся мне, что пить больше не будет. Я сам ему и скорую вызвал. Я не очень понимаю, как это нужно правильно делать, но адрес сказал, имя назвал, дверь открыл…
– Но почему ты мне ничего об этом не сказал? – удивилась я. – Ну ты даешь! Почему ты молчал?
– Ну, если вспомнишь, то я говорил, что был там. Просто не рассказал всех подробностей. Вообще это не очень поощряется, – вздохнул Тит. – В нашем братстве, домовой отвечает только за членов своей семьи. К соседям мы никакого отношения не имеем и лезть не должны. Если бы я не знал, что ты за каждого переживаешь, как за родного, то и не смог бы ему помочь. Ограничен был бы. Только твое доброе сердце дает мне возможность сделать тоже что-то полезное.
– Я все равно что-то не очень понимаю. Что значит ты ограничен? – с непониманием уставилась я на Тита.
– Домовой, он служит своим хозяевам и только им, – пояснил он. – Лезть в другую семью, это как стать предателем своей. Так это расценивается. Бывают исключения, как в нашем случае. Я знаю, что ты не простила бы мне, если бы знала, что я мог помочь, но не сделал этого. Это дало мне право на вмешательство. А побоялся тебе сразу говорить, потому что не был уверен, что я смог ему помочь. Не хотелось тебя обнадежить и ошибиться. Но теперь я точно знаю, что пить он бросил, – захохотал Тит.
– Ты чего смеешься?
– Да лицо Толика этого вспомнил. Он, когда пил, думал, что у него белая горячка началась. Домой из больницы пришел и думал, что выпьет рюмашку, а тут я. Стою пальцем ему грожу и головой качаю, осуждающе. Так он на колени бухнулся, клялся, что пить больше не будет никогда в жизни. Ну я ему и сказал, что если он жить хочет, то пусть клятву свою не нарушает. Так что, Аннушка, не