самый трудный. Нужно было заставить его отпустить женщину и выйти. Я глубоко вздохнула, прежде чем отдать приказ:

– Отпусти женщину и выходи один!

Майор повторил мои слова, смотря на меня округленными от ужаса глазами. Видимо его отпускает, и он начал понимать, что происходит. Мне сейчас было не до него. Я не могла сейчас ему ничего объяснить, успокоить его, заставить снова меня слушаться. Самое главное, что он сказал то, что мне было нужно. Но необходимо было, чтобы он еще раз это повторил, громко, чтобы его услышали и его коллеги тоже. Мне нужно, чтобы они были готовы к его появлению. Нужно, чтобы они понимали, что он выходит сам, добровольно и без оружия. Я не хочу, чтобы были жертвы. Я повернулась лицом к майору, и он снова неестественно замер, не зная, что ему делать дальше. Я повторяла Алексею, что сейчас он должен отпустить женщину. Я мысленно представляла, как он разгибает руку и отодвигает женщину в сторону, и видела, как он это делает, хоть и очень неохотно.

«Медленно открывай дверь и выходи» – говорила я ему. Но он стоял, не решаясь шевельнуться. В нем нарастала паника. Он понимал, что все пошло не так, как он хотел. Он начинал злиться.

– Майор, говори, чтобы он выходил, один, без оружия и заложников. Громко говори. Пусть все будут готовы. И сам иди к ним. Сейчас же!

Майор слушал меня, стоя навытяжку. Как только я договорила, он побежал в сторону своих коллег крича в трубку:

– Алексей, выходи медленно. Один! Без оружия! Я гарантирую, что твоей жизни ничего не угрожает.

Майор кричал в телефон, не слушая что происходит по ту сторону трубки. И это хорошо. Потому что минуту назад, Алексей в порыве гнева отшвырнул зажатый в руке телефон в стену и достал из кармана гранату.

В какой момент я отключилась я не поняла. Это длилось не больше секунды. Нет, я не теряла сознание, не падала в обморок. Отключилась я от внешнего мира. В эту секунду я видела яркий золотистый свет, заливающий все вокруг. Когда я очнулась от этого видения, я поняла, что сейчас нахожусь в сознании Алексея. Я не стала видеть его глазами и слышать, как подвывает испуганная женщина, сидящая у стены напротив входа. Я не подселилась в него. Но я смогла попасть в его сознание. Я не могла читать его мысли, но могла чувствовать его тело. Я могла управлять им! Я МОГЛА ИМ УПРАВЛЯТЬ! Это что-то нереальное. Мне было сложно из-за того, что я ничего не видела. Я будто находилась в пустой комнате, которая была пронизана солнечным светом. Говоря с Алексеем, я с удивлением поняла, что это не мой голос. Но услышав этот голос он вздрогнул. Я чувствовала, что с ним происходит, я сама чувствовала тоже самое. Я чувствовала его испуг. Я говорила ему, что гранату он должен положить на кассе. Я чувствовала вибрацию и могла только догадываться, что это шаги. Я сказала, чтобы он подошел к выходу и подняв руки медленно выходил из магазина. И начала петь колыбельную. Мне показалось, что, попав к нему в сознание, я тоже начала сходить с ума, иначе почему я пою? Понадеявшись, что у меня все получилось и он выходит я постаралась вернуться в свое тело. Это мне удалось без всяких усилий. Снова небольшая вспышка света и я вижу вход магазина с внешней стороны. Рядом со мной стоит майор и еще несколько полицейских.

– Он выходит, – сказала я им, и все повернулись к выходу. В этот момент двери медленно открылись и с высоко поднятыми руками вышел Алексей. По щекам у него текли слезы, а губы его шептали снова и снова: «мама-мама».

Все рванули к нему. Хотя его уже скрутили и защелкнули за спиной наручники.

– Стой! – в последний момент я успела поймать майора за рукав кителя. – Ему нужна помощь медиков, он не в себе. И еще. Там, на кассе, лежит граната. Я не разбираюсь боевая она или нет, проверь. Люди у второго выхода. Там заперто, ключи у него в кармане. Здесь, на полу у входа женщина, которой он угрожал ножом. Удачи тебе.

Майор коротко кивнул, протянул мне свою визитку и сказал, чтобы я уезжала, прямо сейчас, пока мне не начали задавать вопросы.

Сев в машину, я постаралась еще раз попасть в сознание Алексея. И через пару минут усилий мне это удалось.

– Сынок, – сказала я ему. – Ничего, сынок, ничего. Я рядом! Я всегда буду рядом. Будь хорошим мальчиком. Мама любит тебя!

Через секунду меня просто выкинуло обратно.

Интерлюдия

Как же больно прощаться с теми, кто стал так дорог. Много поколений пережила Марья, но не было никого роднее и ближе тех, кто окружал ее в последние годы. Люди увидели, как тяжело доставалась Марье помощь, оказываемая им. На какие жертвы она шла, чтобы облегчить их жизнь. Они прониклись к ней благодарностью, общение стало теплым. Люди дали ей то, чего не было у нее никогда в жизни, ощущение семьи. И эта малышка, в которой теперь была частичка Марьи, такая смышленая и смешная, растопила ее сердце окончательно. Ее ученица, ее девочка. И верный, преданный Тит. Появившийся у Марьи совсем неопытным и боязливым он набирался сил и мудрости и теперь понимал свою хозяйку без слов. Больше не увидит она деревенских малышей, тянущих слюнявые ручонки к подолу ее платья. Не увидит девчонок, несмело переминающихся за разросшимися кустами возле ее дома, которые перешептываясь то густо краснели, то хихикали, подстегивая друг друга, чтобы набраться смелости и зайти к ней в дом, разузнать про суженого. Не увидит баб, каждый день молящихся за нее и возносящих благодарности за все ее деяния. Не будет старух, норовящих при каждой встрече прикоснуться губами к ее рукам. Мужиков, каждый раз бьющих поклоны за жен, детей и родителей. Как проститься со всем этим? Не за себя болит ее душа, за свою деревню, за своих детей, которым не сможет она больше помочь. Обошла всю деревню Марья, с каждым попрощалась, каждого перекрестила и низко поклонилась каждому дому. Последним посетила она дом Федора и Вари. Последние наказания отдала она Аннушке, сама с трудом сдерживая слезы. С последней просьбой обратилась она и к ее родителям.

– Нужно, чтобы Аннушка пожила у меня. Не знаю сколько займет это времени, но если я не сдюжу, если мне придется уйти, надобно чтобы Аннушка рядом была. Сила перейдет