Не тратя слов даром, Виргиния лаконично сообщила нам о нашем родстве.

– Забирай к чёрту своё отродье и убирайтесь оба прочь с глаз моих, – заявила она. – Не желаю видеть ни одного из вас.

– Да без проблем. Я по тебе точно не скучаю, а если ты его воспитывала по той же схеме, – отец мазнул по мне взглядом, – что и меня, не думаю, что пацан станет по тебе скучать.

– Здорово, что ты не отказался от этого выродка. Я больше не могу терпеть его присутствие. Он словно отравляет всё вокруг себя.

– Тебе ли бояться яду? – язвительно откликнулся он тогда. – А что касается «отродья» и «выродков»… дорогая, от плевелов не рождается злаков, а суке не породить волка. Мы те, кем ты нас сделала.

– Если бы в своё время у меня хватило ума понять, что представляет собой твой отец…

– Ради бога! Не начинай снова тянуть эту старую песню, мамуля. Отец оставил тебя столько лет назад, что вы вряд ли лица друга друга помните. Одно время я думал, что тебе нравится упиваться собственными страданиями, но теперь я поменял своё мнение.

– Мне кажется, ты готов сказать очередную гадость? За всю мою жизнь я от тебя и двух ласковых слов не слышала!

– Зато я-то их от тебя наслушался! – яда в саркастическом тоне только прибавлялась. – Я столько раз пытался найти тебе оправдание, даже не столько ради тебя, сколько ради себя – объяснить какие-то вещи в прошлом, чтобы можно было жить в будущем… ну, хоть как-то, более или менее нормально… но, как не изощрялся, куда денешься от правды.

– И в чём твоя правда? – выглядела Виргиния всегда аристократично и красиво, чтобы не творила.

Она знала это. Умела пользоваться своей красотой, как оружием. Но так уж сложилось, что ни одного из нас её красота ни грела и не радовала. Мы выросли рядом с этим чудовищем и у нас к нему развился иммунитет.

– Я давно понял, что ты не просто сумасшедшая, не просто стерва или сука – ты сумасшедшая стервозная течная сучка, но в детстве я думал, ты стала такой, потому что отец тебя бросил, предпочтя другую. Теперь я склонен думать, что он бросил тебя потому, что ты всегда такой и была, только по молодости лет ещё не успела проявить себя на всю катушку.

–Ты ничего обо мне не знаешь! Ясно?! Так что не смей меня судить!

– Это я-то? Ничего о тебе не знаю? – коротко хохотнул он тогда. – Я знаю о тебе если и не всё, то, поверь, гораздо больше, чем мне бы хотелось.

Замерев на ковре, стараясь слиться с обстановкой, чтобы меня не заметили и не заставили втянуться в ссору, я молчаливо наблюдал за их перепалкой.

Круто развернувшись, он пошёл к двери.

– Стой! – повелительно бросила ему вдогонку Виргиня. –Ты не смеешь просто так уйти! Ты должен забрать его с собой!

– Он мне не нужен. Нужно было лучше предохраняться, матушка! – каждое слово сочилось ядом и злостью.

–Тебе же было двенадцать! Я не думала, что ты можешь быть фертилен!

Мне захотелось зажать уши руками, чтобы не слушать всех подробностей.

– Ты ошиблась. Разбирайся с последствиями.

–Мне надоело вечно разбираться с последствиями того, в чём меня оставляют! Это – твой ребёнок, не смей вешать всё на одну меня.

Ральф остановился, меряя её глазами. Видимо, пытаясь понять, правда ли она настолько идиотка, или просто безобразно-наглая.

– Я была с ним первые семь лет его жизни, а сейчас – твоя очередь. Нельзя гадить без последствий.

– Как скажешь, мама. Но… не постесняюсь спросить, а куда ты предлагаешь мне забрать ребёнка? Ты вообще уверена, что мне есть куда его вести?

– Боги! Не нужно драмы, Ральф! Такие, как ты, всегда выкручиваются и приземляются на ноги, как кошки.

–За семь лет, как я ушёл, ты ни разу не поинтересовалась, как я живу, на что, чем пробиваюсь и что делаю?

–Элленджайты нигде и никогда не пропадут. Им всегда есть что предложить людям, – спесиво вскинула она голову.

– Действительно, чего заморачиваться? Когда я ушёл из дома, мне было тринадцать, и я был зрелой ответственной личностью.

Верно. Ты был ребёнком, и я ни о чём тебя не просила. Хотя мне нужна была помощь, и от поддержки я бы не отказалась. Но ты всегда был эгоистом, ты всегда думал лишь о себе! Не мог ведь не знать, что эти негодяи выперли меня из дома, лишив содержания и даже родной отец за меня не заступился.

– Ты достала всех. Даже самых терпеливых. Чему тут удивляться?

– Это всё случилось из-за тебя! Если бы эта дурочку, влюблённая в тебя, как кошка, не шпионила за нами, то ничего бы не случилось! Но эта маленькая похотливая тварь!..

– Хватит! –рявкнул на неё Ральф и мне показалось, он сейчас её ударит. – Ей было двенадцать – двенадцать! В этом возрасте влюблённость у девчонок вообще никак с сексуальностью почти не связана. И разве могла она подумать, что увидит то, что увидела?

– Она нанесла мне непопровимый вред.

– Это ты нанесла непоправимый вред психике маленького ребёнка.

– Ты что? Заступаешься за неё?

– Почему тебя это удивляет?

– Может быть, ты тоже был влюблён в эту маленькую нахалку с лживой ангельской физиономией?

– Под твою характеристику всех нас подогнать можно, но сама под неё подходишь в первую очередь. А что касается кузины Анжелики?.. Почему бы мне и не влюбиться в неё? Она красивая, милая, в ней есть аромат чистоты и невинности.

– Милый, ты не представляешь о чём говоришь. К чему тебе невинность? Что ты будешь с ней делать? – насмешливо протянула Виргиния.

– Марать и пачкать. Что ещё могут с чистотой делать такие, как мы – ты и я, мамочка?

Они стояли рядом, тяжело дыша. И между ними летали искры. Ненависти – огненной и горячей, как страсть. И это выглядело вполне чувственно.

Думаю, сделай Ральф тогда шаг вперёд, его бы никто не стал останавливать. Но он отступил.

И лицо Виргинии исказилось с такой силой, что ангельские черты не могли больше нравится – это была какая-то сатанинская, пугающая ярость. Я такой больше нигде и ни у кого не видел.

– Убирайся! Мне плевать, из какой канавы ты выполз и куда уползёшь, жалкий слизняк. И забирай этого урода. Если ты этого не сделаешь, клянусь, я вышвырну его за дверь, как котёнка! Ты меня знаешь, я не побоюсь взять греха на душу! Если бы могла, придушила бы вас обоих ещё в своей утробе…

– Подробности можно опустить. И какие ещё грехи, а главное – на какую душу? Если существуют на свете бездушные твари – одна из них передо мной.

– Не смей мне дерзить!

– Стесняюсь спросить, а что будет, если всё-таки посмею? – бросил он ей прямо в лицо.

– Убирайся! Убирайся из моего дома немедленно! Мразь!

– Как скажете, благородная дама, – процедил он сквозь зубы скорее со злостью, чем с сарказмом. – Пацан, ты всё слышал? Я готов подождать ровно две минуты, а потом за ситуацию не отвечаю.