из последних сил пытался убедить 518 365 избирателей северо-западной префектуры Лондона отправить меня в Страсбург еще на пять лет. И все же я выбрал момент, чтобы позвонить Маше.

Вот тут-то и прозвучали сигналы тревоги. Ребята вышли из-под контроля. Державшие их в плену афганцы незадолго до отправки в аэропорт угостили их «на прощание» дозой опиума, которой им хватило, чтобы в хорошем настроении пройти пакистанские службы и сесть в самолет. Через несколько часов полета они встревожились и занервничали. Тогда Маша дала им немного водки из личных запасов. (Рейс был «сухой», мусульманский.) Впервые за последние два года они приняли алкоголь. Он взбодрил их и успокоил. Олег закурил в туалете и чуть не устроил на самолете пожар.

По прибытии молодых людей в дом, предоставленный газетой, их состояние ухудшилось. Они потребовали опиума, удивились, что его не оказалось, и тогда в качестве замены потребовали спиртного. Выпивку им предоставили, но в таком количестве, которого им показалось мало. Маша и репортеры пили с ними до тех пор, пока не начали засыпать. Но парни не хотели спать и, когда их принялись уговаривать, стали агрессивными. «Безопасное место» перестало быть таковым, и выспаться никому не удалось.

На следующее утро я спрятал все свои бутылки со спиртным и пригласил ребят к себе домой. Они были взволнованы, и мы приветствовали друг друга довольно тепло, однако они нервничали, и я вдруг обнаружил, что разговариваю с ними, как отец со строптивыми подростками. Я сказал, что их будущее на Западе зависит от их готовности вести себя так, как здесь принято. Это означает, что водку следует употреблять только в умеренных количествах, а о наркотиках и вовсе забыть. Им придется выучить английский язык и найти работу. Но до этого нужно было восстановиться. Для «детоксикации» их определили в лондонскую клинику неподалеку от Кингз роуд, и там они находились под присмотром врачей и службы безопасности. Ребятам также нужно было основательно подлечить зубы. Настроение бывших военнопленных менялось от благодарной эйфории до угрюмого отказа общаться и обсуждать свои проблемы.

Через несколько дней страшных страданий, связанных с выходом из наркотической зависимости, Игорь и Олег дали нам понять, что хотели бы связаться с советским посольством. Мы отреагировали очень просто. Они свободны и вольны идти, куда пожелают. Мы, правда, напомнили им о проблемах, с которыми они могут столкнуться как дезертиры. Западные операторы уже отсняли, как они осуждают политику Советского Союза. А это, как показала советская история, было тягчайшим преступлением, и Олег с Игорем, похоже, поняли это, когда их мрачное, злобное настроение прошло и они вернулись к реальности.

В клинике Олег почти ничего не делал, только слушал плейер, который мы ему дали, и смотрел телепередачи, хотя и не понимал их. Мы сознавали, что он малограмотен, и найти место в английской жизни ему будет невероятно трудно. Игорь был более смышленым. Через пару дней он уже читал русские книги и пытался понять происходящее из репортажей английской прессы, которые появились 17 июня. Мы дали ему гитару, и он сразу же начал наигрывать печальные русские песни. Тот день был напряженным, и вечер тоже, так как шел подсчет голосов моих избирателей, и бывшее на моей стороне большинство сократилось до 7 422 голосов, что всего на 4,5 процента превышало результат моего соперника от партии лейбористов.

Очень быстро мне стало ясно, что прибытие в Великобританию Игоря и Олега не сулит нам спокойной жизни. «Я хочу научиться говорить по-английски, чтобы устроиться на работу. В армии я был шофером и механиком», — говорил Игорь в интервью газете «Дейли мейл» на следующий день, 18 июня. Однако на самом деле не все было так просто и безоблачно. По нескольку раз в день я получал из клиники сообщения о его очередных выходках. И хотя у дверей их палаты дежурили охранники, парни не были преступниками и находились в клинике добровольно. Если бы они настояли, их бы выпустили в любое время, и они вполне могли устроить публичный скандал на лондонских улицах. Их зависимость от наркотиков оказалась куда более сильной, чем мне сказали во время короткой встречи на афганской границе. Я был расстроен тем, что соратники Муджади-ди не сказали мне правду. И все-таки я не хотел дискредитировать людей, которых старался поддержать. Я сообщил газете «Дейли телеграф», что в их действиях нет злого умысла: «В Афганистане это обычный способ обращения с пленными там, где нет должных условий для содержания заключенных…»

Неделей позже, 27 июня, надев голубые джинсы и полосатые куртки, переданные одним из наших русских друзей, Игорь и Олег приняли участие в пресс-конференции, на которой присутствовали журналисты и съемочные группы из многих стран, включая Китай. СССР и европейские соцстраны не участвовали, но иностранные радиостанции, вещающие на русском языке, подготовились к записи и трансляции. Во вступительном слове ребята поблагодарили моджахедов за то, что те сохранили им жизнь и отпустили на волю. Они сказали, что дезертировали, потому что война была для них невыносимой. «Мы надеемся, что другие советские солдаты последуют нашему примеру. Может быть, так мы поможем прекратить эту ужасную войну, где с обеих сторон гибнут невинные люди». Потом они рассказали уже известную историю про избиения в афганских деревнях, про гранаты, которые кидают в дома, где находятся женщины и дети. Игорь сказал, что моральный уровень армии низок. Офицеры бьют солдат и по нескольку дней их не кормят. Просоветская афганская армия находится в еще более плачевном состоянии. Там, по его словам, вообще «беспорядок».

Игорь и Олег хорошо держались во время конференции и после нее, когда всех пригласили выпить. Потом журналисты брали у них интервью, фотографировали их и покупали им пиво в ближайшем пабе. Они стали героями дня. Им оказывали лучшую медицинскую помощь. Казалось, проблема с наркотиками вскоре будет преодолена. Девушки флиртовали с ними. Похоже, наш план заработал, и мы уже подыскивали новых солдат, томящихся в афганском плену, для «тайной переброски» на Запад.

Статьи появились в печати на следующий день, 28 июня. Советское посольство сразу заявило протест по поводу «грязной провокации» и потребовало встречи с бывшими военнопленными. Представитель министерства внутренних дел переговорил с ребятами у меня дома, и оба подписали заявление, что не нуждаются в помощи советского консульства. Маша Слоним пригласила Игоря и Олега погостить в ее доме недалеко от Оксфорда. Там они катались на лошадях и подружились с ее сыном-подростком. А когда ребята через месяц вернулись в Лондон, вот тут-то и началось. Их поселили в Актоне