Такой же тест проходили дети в лагере. Из сорока восьми вопросов они допустили в среднем четырнадцать ошибок. Четыре дня походов – и все уже собирались садиться в автобусы и ехать домой. Но прежде психологи снова предложили им тот же тест. Им казалось, что неделя личного общения без гаджетов должна была сделать детей более чуткими к эмоциональным сигналам. Практика действительно помогает лучше понимать эмоции других людей. Дети, которые воспитывались в изоляции (например, знаменитый Дикарь из Авейрона, до девяти лет живший в лесу с волками), не умеют распознавать эмоциональные сигналы. Тем, кто находился в одиночном заключении, после освобождения тяжело общаться с окружающими, и такое состояние сохраняется до конца жизни. Дети, проводящие время в обществе сверстников, учатся понимать эмоциональные сигналы через повторяющуюся обратную связь: вам может показаться, что приятель протягивает игрушку, чтобы поделиться с вами, но по выражению его лица вы поймете, что он собирается использовать ее в качестве оружия.

Понимание эмоций – очень тонкий навык, который от бездействия атрофируется, а с практикой улучшается. Именно это наблюдали психологи в летнем лагере. Во второй раз дети прошли тест гораздо лучше. После первого испытания они не узнали правильных ответов, но во второй раз количество ошибок снизилось на 33 %. Исследователи также попросили контрольную группу детей из той же школы пройти этот тест дважды – в понедельник утром и в пятницу вечером, так же, как их однокашники в лагере. Количество ошибок у них тоже слегка снизилось (на 20 %), вероятно, потому, что во второй раз проходить тот же тест легче. Но такое улучшение оказалось менее впечатляющим, чем у тех, кто находился в лагере.

Неделю в лагере от недели в городе отличает многое. Помимо доступа к гаджетам и времени, проведенного в обществе друзей, есть и другие различия, которые могли бы объяснить более высокие показатели в тесте DANVA2. Может быть, на психику благотворно влияет свежий воздух и природа? Или общение со сверстниками делает детей умнее? А может быть, все дело в отрыве от гаджетов? С полной уверенностью сказать нельзя, но рецепт от этого не меняется: дети лучше справляются с задачами, которые связаны с качеством социальных взаимодействий, когда больше времени находятся в обществе других детей в естественной среде. Треть жизни, проведенная за светящимся экраном, этому не способствует.

* * *

Дети особенно подвержены зависимостям, поскольку у них нет самоконтроля, который помогает взрослым избежать развития аддиктивных привычек. В регулируемых обществах детям не продают алкоголь и сигареты – но немногие общества регулируют поведенческие зависимости. Дети по-прежнему могут часами сидеть за интерактивной техникой, они играют в видеоигры ровно столько, сколько позволяют им родители. (В Корее и Китае обсуждают так называемые законы Золушки, которые запрещают детям игры с полуночи до шести часов утра.)

Почему не следует позволять ребенку проводить часы с интерактивной техникой [133]? И почему, как я уже говорил во вступлении к этой книге, многие технические эксперты запрещают своим детям пользоваться теми самыми устройствами, которые они сами создают и распространяют в обществе? Ответ прост: мы не знаем, как скажется на наших детях чрезмерная увлеченность гаджетами в долгосрочной перспективе. Первому поколению пользователей iPhone всего восемь-девять лет, первому поколению пользователей iPad – шесть-семь. Они еще не стали подростками, и нам не известно, насколько они будут отличаться от тех, кто старше их всего на пару лет. Но мы знаем, на что нужно обратить внимание. Техника подменяет те самые основные ментальные действия, которые раньше были универсальными. Дети 90-х годов и более старшие помнили десятки телефонных номеров, они общались друг с другом, а не с устройствами. И они развлекались сами, а не извлекали искусственные развлечения из приложений за 99 центов.