Приведенные цифры лишены достоверности. В 1607 г. добрая треть государства перешла в руки восставших и не подчинялась правительству. Войска Шуйского понесли большие потери. Царская рать под Тулой едва ли превышала 30–40 тысяч человек.

В составе тульского гарнизона было, по приблизительным подсчетам, до 20 тысяч человек «с огненным боем» (ружьями. — Р.С.). Повстанцы обороняли городе невероятной энергией и решительностью: «с Тулы вылазки были на все стороны на всякой день по трижды и по четырежды, а все выходили пешие люди с вогненным боем и многих московских людей ранили и побивали». Болотников оборонял Тулу, как Корела Кромы. Но в отличие от Кром Тула была одной из лучших каменных крепостей России.

Потерпев поражение под Москвой, вожди мятежа все настойчивее искали помощи в пределах Речи Посполитой. Некогда Отрепьев в критический для него момент решил передать Путивль под власть короля, чтобы стать под защиту его армий. Подобные же проекты возникли у повстанцев в 1607 г.

Болотников писал письма в Самбор, предупреждая своих покровителей, что он находится в бедственном положении и вынужден будет передать польскому королю все отвоеванные именем Дмитрия города, «с тем чтобы их величество вызволил их». Предводители мятежа уповали на иностранную помощь, не имея понятия о положении в Польше.

Наиболее решительные приверженцы Лжедмитрия I — капитаны Борша, Иваницкий, Лииницкий, секретарь Склянский — погибли в дни переворота в Москве. Другие ветераны московского похода — капитаны Домарацкий, Запорский, Ратомский, братья Стадницкие, а также Мнишеки, Вишневецкий, секретари Бучинские были задержаны в России.

В Польше оставалось немало других приспешников Отрепьева. Но владелица Самбора умерла, так и не собрав для самозванца армию. Московские власти нашли средства, чтобы оказать давление на Самбор и добиться прекращения интриги.

Незадолго до водворения в Москве Отрепьев получил подкрепления из Белоруссии. Ротмистр Ратомский привел к нему 500 белорусских шляхтичей на конях. Их поход на Москву превратился в прогулку. В Москве православные шляхтичи получили щедрое вознаграждение и были отпущены домой.

Известие о гибели «Дмитрия» в Москве и мятеже Болотникова не оставило ветеранов равнодушными. Они готовы были ввязаться в новую авантюру.

Будучи в лагере Болотникова, Конрад Буссов узнал многое такое, о чем другие современники и не догадывались. Ему стало известно, что Болотников многократно пытался вызвать «государя» из-за рубежа, но затем убедился в бесполезности этих попыток и предложил сторонникам «Дмитрия» в Польше подготовить нового самозванца. Его обращение не было услышано в Самборе. Но белорусские ветераны готовы были откликнуться на призыв.

Для Шаховского и его сообщников не было тайной то, что самборский «царь Дмитрий» нашел прибежище у Мнишеков. Но после пленения Мнишеков царем Василием в Москве продолжать интригу было рискованно.

В конце 1606 г. «царевич Петр» взялся разыскать «дядю» Дмитрия, а заодно навербовать войско для Болотникова. Примечательно, что он отправился не на Украину во владения Мнишеков, а в Белоруссию.

Визит «царственной особы» не мог быть осуществлен без ведома местных литовских властей, разрешивших ему свободно передвигаться по территории Речи Посполитой и вести переговоры с подданными короля.

В литовских документах начала 1607 г. можно обнаружить самый ранний след затевавшегося заговора. Оршанский староста Андрей Сапега, лицо официальное, сообщил королю, что он недавно беседовал с прибывшим из России царевичем Петром, внуком Грозного. Царевич прибыл в Литву 6 декабря 1606 г. и прожил две недели, до 20 декабря, в Копыси в Максимовичской волости, неподалеку от Витебска.

В Белоруссии назревали важные события. Там появился «царь Дмитрий».

В начале 1607 г. в Кракове были получены из Витебска «Новины» с подробностями: 23 января 1607 г. (по старому стилю 13 января) поступили «заслуживающие доверия новости о Дмитрии, московском царе, посланные из Литвы. Ожил и восстал из мертвых Дмитрий Иванович, московский царь». По словам автора «Новин», царь Дмитрий «приехал в Витебск, откуда, открыто показав себя всем, написал письмо рыльским мещанам…».

Итак, новый самозваный Дмитрий был представлен населению Витебска и тут же написал грамоту в Рыльск.

«Новины» заключали в себе рассказ нового самозванца. «Царьку» надо было объяснить, откуда он взялся, и он сочинил историю о том, что бежал из Рыльска после того, как в этот город прибыли послы Василия Шуйского, обещавшие 20 тысяч рублей за его голову. Самозванец переоделся в монашеское платье, сел в небольшую повозку и за ночь добрался до Витебска.

Автор документа дополнительно сообщил, что «пятого дня», то есть за пять дней до составления «Новин», 8 января 1607 г., «царь Дмитрий» послал своих людей в Рыльск с письмами к Василию Шуйскому. Фактически это был первый манифест Лжедмитрия II. Видимо, «вор» объявил свое царское имя в Витебске или 8 января, или незадолго до этого дня.

Сопоставив даты и обстоятельства дела, можно обнаружить многозначительные совпадения.

6 декабря 1606 г. «царевич Петр» прибыл в окрестности Витебска. Если бы самозванец объявился в этом городе ранее 20 декабря 1606 г., ничто не мешало бы «царевичу» увезти его с собой в Россию. Именно таким был сценарий, разработанный заговорщиками. Но что-то помешало им осуществить свои планы.

Следует указать на второе важное совпадение. В Копыси, под Витебском, «Петр» имел дело со шляхтичами Зеновичем и Сенкевичем. Они сопровождали «царевича» в поездке по Белоруссии, целью которой были розыски «царя Дмитрия». Прошло несколько месяцев, и тот же самый пан Зенович проводил Лжедмитрия II за московский рубеж. Планы заговорщиков начали осуществляться.

Первоначально покровители витебского «вора» предполагали, что передадут его с рук на руки «царевичу Петру», который доставит его в Россию, предположительно в Рыльск, и представит народу как своего дядю «царя Дмитрия». При таких обстоятельствах церемония воцарения свелась бы к передаче власти от «царевича» законному «царю». Что помешало заговорщикам?

Во второй половине декабря 1606 г. в Литве узнали о сокрушительном поражении армии Болотникова под Москвой. «Царевич Петр» не мог более задерживаться в Литве ни на один день. Ему надо было спешно возвращаться в Путивль.

Что касается витебского «вора», он был представлен жителям Витебска, после чего исчез. С некоторой наивностью белорусский летописец записал, что когда «были почали познавати онаго Дмитра», тот сбежал, «аж до Пропойска увышол». Самозванец вовсе не желал разделить судьбу убитого Растриги. Узнав о катастрофе под Москвой, он постарался скрыться от своих литовских покровителей.

Ждали, что после разгрома Болотникова мятеж будет подавлен окончательно. Литовские власти, участвовавшие в заговоре, должны были взглянуть на интригу трезвыми глазами. У них не было оснований продолжать хлопоты и тратить деньги на безнадежное дело.