Опасаясь массового дезертирства в ходе боев на Кавказе, советское руководство в конце 1941 года объявило об амнистии за политические преступления, проявив тем самым осмотрительность. Согласно донесению одного из немецких агентов, эффект от этих мер оказался значительным.

«В настоящее время [сообщение от агента поступило в январе 1942 года] моральный дух военных и гражданского населения на Кавказе весьма высок. Объявленная в декабре 1941 года на Кавказе политическая амнистия затронула десятки тысяч людей и привела к укреплению позиций советской власти. В Грузии, Армении и Дагестане советские чиновники создали новые национальные Советы, оказавшиеся полезными вспомогательными органами в военной и гражданской сферах. Без согласия этих Советов не могут проводиться реквизиция и другие важные мероприятия… В целом советское руководство проводит на Кавказе новый курс, надеясь тем самым сохранить безопасность внутри региона, чьи резервы продовольствия, материальные и людские ресурсы смогут быть использованы в дальнейшем».

Когда немцы оказались на северных подступах к Кавказу, советская политика уступок пошла еще дальше. Немецкое Верховное командование было вынуждено признать, что в Закавказье режиму удалось укрепить свое положение путем «рассчитанных на перспективу уступок, связанных с выражением грузинами и армянами своих национальных чувств; например, ранее запрещенные армянские национальные книги и песни теперь разрешены». Попытки переложить вину за народное недовольство с плеч советского режима на немцев вместе с уступками национальным и социальным требованиям, по всей видимости, оказались успешными в регионе, расположенном южнее Кавказских гор. Но на Северном Кавказе увеличения лояльности населения к режиму отмечено не было.

Во время внезапного немецкого наступления с июля по сентябрь 1942 года пораженческие настроения среди военных и гражданского населения на Северном Кавказе достигли угрожающих масштабов. Как и в первые месяцы войны, с утратой связи с высшими эшелонами власти процесс дезорганизации усиливался. 28 июля 1942 года вышел знаменитый приказ Сталина № 227. Указывая в качестве основной причины отступление советских войск от Ростова, приказ предусматривал формирование заградительных отрядов, призванных остановить дальнейшее отступление Красной армии, и предание военно-полевому суду солдат и офицеров, обвиненных в трусости и пораженчестве.

«С командирами, комиссарами и политработниками, которые самовольно будут покидать позиции, больше нельзя мириться, если они позволяют кучке паникеров влиять на положение на фронте и, отступая, увлекать за собой солдат, тем самым открывая фронт противнику. Паникеры и трусы должны уничтожаться на месте… НИ ШАГУ НАЗАД БЕЗ ПРИКАЗА ВЫСШЕГО КОМАНДОВАНИЯ! Командиры, комиссары и политработники, которые покидают позиции без приказа высшего командования, являются предателями Родины, и с ними следует поступать соответствующим образом».

Моральный дух, видимо, был действительно низок, если советское командование пошло на такие крайние меры. Как признавался один советский военный корреспондент, «среди нас есть товарищи, которые так остро отреагировали на августовское (1942 г.) отступление, что потеряли самообладание. Я встречал таких людей в лесах. Они, несомненно, честные и хорошие люди, но им не хватает решительности, хладнокровия и спокойствия»[88]. Положение продолжало оставаться серьезным даже после того, как немецкое наступление было остановлено. Секретный приказ советской 18-й армии от 12 октября 1942 года обвинял офицеров и политработников «в трусости перед лицом вражеской авиации».

«Командиры и политические работники часто представляют неверные сведения о реальном положении и скрывают недостатки в своих подразделениях… 11 октября солдаты и офицеры отошли на 10 километров за линию фронта… Продовольственные пайки в 408-й стрелковой дивизии недостаточные. Солдаты не получают хлеба в достаточном количестве и не обеспечиваются горячей пищей… Политрук 4-й роты 670-го полка был отдан под трибунал за самовольный уход из своей части… Командир и комиссар 2-го батальона 663-го полка, Булгаков и Багаян, будут переданы в военный трибунал за оставление без приказа боевых позиций. Командир 663-го полка майор Лабаян освобожден от должности командира и переведен в штрафной батальон за трусость и самовольные действия. Заместитель начальника тыла 408-й стрелковой дивизии и офицер интендантской службы арестованы на 15 дней за невыполнение приказа…»

Кризис в моральном состоянии войск негативно отражался и на моральном состоянии широких слоев гражданского населения. Отмечались случаи массового дезертирства среди призываемых на службу граждан. На гражданское население произвело впечатление поспешное отступление войск. В свою очередь, недоверие к гражданскому населению в Красной армии было столь велико, что во избежание «распространения заразы пораженчества» был выпущен приказ: «Красной армии категорически запрещается вступать в контакт с местным населением». А когда в начале октября 1942 года шло наступление немцев на город Орджоникидзе, местному гарнизону было приказано «передавать в военный трибунал всех паникеров и распространяющих ложные слухи лиц; расстреливать дезертиров, шпионов, мародеров и подлецов на месте»[89]. Высшие советские руководители, такие, например, как М. Калинин и Л. Берия, обращались с горячими призывами и патриотическими лозунгами, но крайне маловероятно, чтобы они воспринимались населением. Если немецкие попытки подстрекательства к восстаниям в районах, расположенных южнее линии фронта на Кавказе, не увенчались успехом, сотрудничество с противником местного населения в оккупированных немцами районах Кавказа осуществлялось в значительно больших масштабах, чем где-либо еще на оккупированной территории, – масштабы эти были таковы, что после освобождения этих районов советское правительство было вынуждено ликвидировать несколько горных автономных областей и республик. Готовности сотрудничать с немцами, несомненно, способствовали принятые в последний момент советским руководством строгие репрессивные меры и низкое моральное состояние отступающей Красной армии.

Во всем многообразии немецкой политики в отношении оккупированной территории СССР Кавказу отводилось особое место. Из всех находившихся под контролем немцев регионов этому жилось едва ли не лучше всего. Среди причин этого можно кратко назвать следующие:

1. Главной стратегической функцией Кавказа было то, что он являлся трамплином для операций немцев на Ближнем и Среднем Востоке. В этом случае политики колонизации региона не требовалось.

2. Народы Кавказа были неславянскими, а являлись, по мнению немцев, «арийцами», которые не должны подвергаться дискриминации по «идеологическим» мотивам.

3. Из всех оккупированных регионов Кавказ был наиболее удаленным от рейха, и потому ему не предстояло стать местом расселения немцев.

4. Оказанное Турцией влияние на министерство иностранных дел Германии, а также влияние находившихся в эмиграции кавказских политических деятелей на Розенберга помогли выработке в отношении Кавказа политики более разумной, чем проводимая в населенных славянами регионах.