Гости переглянулись. Правда, совсем не так, как пять минут назад. Теперь в их взглядах читались сомнение, подозрительность и настороженность, да и выражения лиц стали далеко не дружелюбными.

– Не понимаю, на что вы рассчитываете, – возразил Гриффин. – Все мы держались вместе, и все знаем, что́ случилось. И мы уже слышали, что́ каждый из нас говорил.

Вульф кивнул:

– Дело в том, что мы исходили из версии, исключавшей нашу причастность к преступлению. Теперь все переменилось. У одного из нас есть пятно в биографии, в котором и кроется разгадка совершенного вчера злодеяния. Я предлагаю начать с того, что каждый из нас расскажет о себе сам. Возьмем меня. Родился я в Черногории, где и прошло мое детство. В шестнадцать решил, что пора посмотреть мир, и за четырнадцать лет объехал почти всю Европу и Азию, пожил также немного в Африке и испробовал себя на самых разных поприщах. В Америку я приехал в тысяча девятьсот тридцатом году и, будучи отнюдь не без гроша в кармане, приобрел этот дом и стал частным сыщиком. Я получил американское гражданство. О Филипе Холте я впервые услышал два года назад, когда на него пожаловался Фриц Бреннер, мой мажордом и повар. Единственная причина, возбуждавшая во мне неприязнь к нему и явно недостаточная, чтобы испытывать позывы к убийству, отпала, когда он согласился не приставать более к мистеру Бреннеру, если я соглашусь выступить с речью на вашем чертовом пикнике. Мистер Гудвин?

Я повернулся лицом к публике:

– Родился в Огайо. Окончил среднюю школу, наилучших успехов добился в геометрии и регби, отучился хорошо, но без отличия. Выдержав две недели в колледже, решил, что зря трачу время. Приехал в Нью-Йорк, устроился охранником, вступил в перестрелку, ухлопал двоих, уволился. Был представлен Ниро Вульфу, который поручил мне разовое задание, справился с заданием и принял предложение мистера Вульфа поступить к нему на службу, на которой состою до сих пор. Лично меня домогательства Холта по отношению к Фрицу Бреннеру больше забавляли, чем обижали. Больше с мистером Холтом меня ничто не связывало.

– Вы можете позже расспросить нас, если вас интересуют детали, – предложил Вульф. – Теперь ваш черед, мисс Корби.

– Что ж… – Флора запнулась. Она посмотрела на отца, который согласно кивнул, перевела взгляд на Вульфа и продолжила: – У меня довольно короткая биография. Родилась в Нью-Йорке и никогда из него не уезжала. Мне двадцать лет. Филипа Холта я не убивала – у меня и причин-то никаких не было. – Она пожала плечами. – Что еще?

– Прошу прощения, – вмешался Гриффин. – Если то, что сказал Вульф, правда и очевидец на самом деле существует, то полиция раскопает все. Например, о вас с Филом.

– Что вы имеете в виду? – нахохлилась Флора.

– Точно не знаю. Просто я слышал кое-какие сплетни, и полиция наверняка до них докопается.

– К чертям сплетни! – взорвался Дик Веттер. Елея в его голосе как не бывало.

Флора посмотрела на Вульфа.

– На чужой роток не накинешь платок, как говорится, – заметила она. – Ни для кого не секрет, что Фил Холт был… Словом, он любил женщин. А я женщина, но мне Фил никогда не нравился. Если можно воспользоваться вашим словом, то ко мне он тоже приставал. Был очень назойлив.

– Он домогался вас? – уточнил Вульф.

– Пожалуй, что так. Но между нами никогда ничего не было. Хотя порой он бывал очень навязчив.

– Но причин убивать его у вас не было?

– Господи, нет, конечно! Девушка не убивает мужчину лишь за то, что он не желает верить, когда слышит «нет».

– «Нет» в ответ на что? Предложение выйти замуж?

Отец Флоры вмешался.

– Послушайте, – обратился он к Вульфу. – Вы взяли ложный след. Все знают, как Фил Холт относился к женщинам. Он никогда не предлагал ни одной из них выйти за него замуж – и не предложил бы! Моя дочь достаточно разумна, чтобы постоять за себя. И она никогда не всадила бы спящему нож в спину. – Он повернулся к Гриффину: – Премного благодарен, Харри.

Коротышка и ухом не повел.

– Все равно бы это выплыло наружу, Джим, – сказал он. – Я решил, что лучше нам покончить с этим сразу.

Вульф в упор смотрел на Корби:

– Разумеется, у меня возникает вопрос: как далеко способен зайти отец, чтобы избавить дочь от назойливого ухажера?

– Ерунда! – фыркнул Корби. – Моя дочь умеет за себя постоять. Если вам нужна причина, по которой я мог бы убить Фила Холта, придумайте что-нибудь позатейливее.

– Я постараюсь, мистер Корби. Вы президент профсоюза. Мистер Холт также занимал в нем ответственный пост. А сейчас первые полосы газет пестрят заголовками о финансовых аферах, которыми занимались многие профсоюзы. Нет ли у вас или не было ли у мистера Холта причин опасаться расследования?

– Нет. Пусть расследуют все, что хотят.

– Вас не вызывали к прокурору?

– Нет.

– А мистера Холта?

– Нет.

– А других руководителей вашего профсоюза?

– Нет. – Одутловатая физиономия и лысина Корби порозовели. – Вы опять идете по ложному следу.

– Но, по крайней мере, по другому. Вы должны понимать, сэр, что, если мистер Дилэни возьмется за нас всерьез, дела вашего профсоюза заинтересуют его в первую очередь. Возможность убить Филипа Холта была у каждого из нас. Орудие убийства лежало под рукой. Остается только найти мотив. Если ваш профсоюз замешан хотя бы в каких-то махинациях, способных выплыть наружу, я бы советовал вам рассказать об этом сейчас, чтобы мы обсудили, могут ли они иметь отношение к тому, что нас волнует.

– Нет, нет и нет. – Корби побагровел. – Если кто и пытается бросить тень на наш профсоюз, то все это только досужие сплетни. Газеты подняли такую шумиху, что под подозрение попали все профсоюзы. У нас все чисто, комар носа не подточит.

– А что за сплетни вы имели в виду?

– Любые. Я мошенник. Среди руководства одно жулье. Мы разворовали кассу взаимопомощи. Продались воротилам бизнеса. Крадем карандаши и скрепки.

– А вы не могли бы уточнить: какие сплетни более всего ставили вас в неловкое положение?

Корби вдруг словно отключили. Он вытащил из кармана сложенный вчетверо носовой платок, развернул его, промокнул лицо и лысину, затем аккуратно сложил платок и упрятал в карман. И лишь тогда снова посмотрел на Вульфа.

– Если хотите знать точнее, то это даже не сплетня, – промолвил он. – Это наше внутреннее дело. Но о нем наверняка станет известно, и я не вижу причины что-либо скрывать от вас. Кое-кому из нашего профсоюза предъявлено официальное обвинение в получении взяток от посредников. Фила Холта тоже впутали в эту историю, хотя он тут ни при чем. Во взятках обвинили не его людей. Но он был зол как черт.

– Не предъявляли ли обвинений вам?

– Нет. Мне полностью доверяют.