– Ты предполагаешь, он где-то тренировался? Самарин?

– Все они где-то тренировались, – пожал плечами Алексей. – Даже Петр Андреевич Воловой. А ведь у него спина болела! Вот для чего мне нужна фотография. Я хочу знать – который? Кому из них поставили такой замечательный удар? Внутренний, как назвал его Аркадий Иванович. Удар убийцы.

– Рощина можно исключить сразу. Он – жертва.

– Согласен.

– Волового тоже.

– Увы! Петр Андреевич никак не мог драться с Рощиным, потому что в это время его сбила машина. Уж лучше бы он сошелся в поединке с Рощиным, чем так!

– Значит, Самарин или Белкин? А если кто-то посторонний? Тот, кого мы пока не вычислили?

– Тогда возникает вопрос, как он появился в квартире? Ведь никого чужого во дворе не видели! Там же было полно народу!

– Черный ход.

– Если он знал про черный ход, то он не посторонний. А ключ? Рощин открыл? А как тогда дверь была заперта? Ведь он не выходил через парадное! Его бы увидели!

– Рощин дал ключ от двери черного хода. Либо убийца сам взял.

– Ну, тогда он тем более не посторонний. Раз знал, где лежит ключ.

– Слушай, а может, и в самом деле жена? А?

– Валерия Станиславовна фехтует на шпагах? Не смеши! И не обращай внимания на слухи. Это глупости. Чушь.

– Тогда я ничего не понимаю!

– Поехали в театр. Сейчас самое время.

Алексей засунул фотографию в барсетку.

В отличие от друга юности Евгения Рощина, Самарин не стал ее увеличивать и реставрировать. Фотография как была, так и осталась: девять на двенадцать. Самарин молился другим богам. Точнее, богине.

Оставалось выяснить, насколько уверенно он держал в руке шпагу.

Все билеты на спектакль были проданы. Маленький театр процветал. Внимательно изучив афишу, Алексей спросил у лучшего друга:

– Серега, ты в театре давно был?

– Года четыре назад. Анька водила.

– Водила! На поводке, что ли? Тебе людей показывала или тебя людям?

– Все шутишь.

– Ничуть. Ты того стоишь. Чтобы на тебя посмотреть.

– Разве что в спортзале, – скромно ответил Серега.

– Как же нам туда попасть?

– В спортзал? – с энтузиазмом откликнулся лучший друг. – Не проблема!

– В театр! Нам, Сережа, надо сегодня в театр.

– Ты уверен? Может, у входа подождем?

– Смеешься? Прийти в театр и весь спектакль простоять у входа! Это все равно что пойти в ресторан и весь вечер просидеть за пустым столом, глядя, как другие наедаются от пуза. Погоди. Пойдем-ка к служебному входу. Удостоверение доставай. Сейчас будем впечатлять.

У служебного входа стояла парочка крепких парней. Увидев парочку таких же крепких парней, они машинально напрягли бицепсы и трицепсы. А также лица.

– Здравствуйте! – жизнерадостно сказал Алексей, чтобы снять напряжение.

– Добрый день. Касса там, – один из охранников махнул рукой. Посылая непрошеных гостей налево.

– Но билетов нет, – пожаловался Алексей.

– Такое у нас случается, – вздохнул парень.

– И каждый день, – поддакнул другой.

– Зарплату, значит, хорошую получаете, – резюмировал Алексей.

О деньгах говорить не стоило. Таковы люди. Стоит заговорить об их зарплате, доброжелательности нет и следа. Лица каменеют, души захлопываются. Даже если это очень маленькие деньги, секрет все равно очень большой.

– Шли бы вы, ребята, – сказал тот, что повыше, и едва заметно выставил вперед правую ногу. А также каменное плечо. Правое. Судя по левой руке якобы в полном бессилии опущенной вдоль тела, Алексей понял, что парень левша. И машинально потер челюсть.

– Ладно, хватит. – Барышев полез в карман и достал удостоверение. – Мы из милиции. Рощина в воскресенье грохнули, слышали про такого?

– А как же! – парни переглянулись. – С нашим главным друганы.

– Есть у вас такая…

– Александра Рощина, – продолжил фразу Алексей.

– А как же! Это ж его бывшая жена! Которого грохнули!

– Вот мы бы и хотели с ней поговорить.

– Ну проходите.

Парни посторонились, освобождая проход.

– Главный у себя? – спросил Алексей.

– А как же! У гардеробщицы спросите. Она проводит.

Спектакль уже начался. В маленьком, но уютном холле гардеробщица сплетничала с женщиной, продающей программки. Увидев двух зайцев, просочившихся через служебный вход, обе переглянулись и двинулись наперерез.

– Мы к главному, из милиции, – поспешил с пояснениями Алексей, в планы которого не входила схватка с дамами постбальзаковского возраста. Да и бальзаковского тоже. Равно как и с юными девицами, и с женщинами вообще. Он был джентльменом.

Барышев, который был еще большим джентльменом, если таковое вообще возможно, вежливо сказал:

– Извините.

Попав в театр, Серега сделался вдруг сам на себя не похож. Все здесь его смущало. Даже гардеробщица.

– Боже мой! Милиция! – Гардеробщица запаниковала: – У нас кража, да? Но я никакой милиции не вызывала! Почему же они сначала не обратились ко мне!

– Все в порядке, – успокоил ее Алексей. – Мы не по поводу кражи.

Гардеробщица все равно нервничала, пока вела их в кабинет главрежа. У маленького театра был большой режиссер. И в смысле таланта, и в смысле общепринятом. За столом сидел тучный человек огромного роста и разговаривал по мобильному телефону. В пепельнице дымился окурок, в свободной от телефона руке режиссер держал зажженную сигарету и энергично жестикулировал. Увидев гостей, он ткнул сигаретой в сторону кожаного дивана: садитесь, садитесь. Судя и по мебели тоже, маленький театр процветал.

Гости присели. Алексей первым делом огляделся: нет ли попугая или другого какого-нибудь кота? Но большой человек, видимо, не любил маленьких животных. В кабинете он жил и работал один. Закончив разговор по мобильному телефону, спросил:

– Вы ко мне?

Алексей удивился: а разве здесь есть еще кто-нибудь?

– Да. К вам, – ответил Серега.

– А в чем дело?

– Убит Евгений Рощин, – печально сказал Алексей.

Главреж, видимо, был в курсе, потому что вскочил из-за стола, взмахнул руками и, совершая движение по кабинету под названием взад-вперед, взволнованно заговорил:

– Да! Какая ужасная трагедия! До сих пор в себя не могу прийти! Умер в расцвете лет и таланта! Кто же мог совершить такое ужасное злодеяние?