Нам это молчание кажется странным. Сноуден прекрасно знал, как общаться с журналистами, – он использовал их для организации утечек и провел несколько дней в Гонконге, окруженный журналистами. Прилетев в Москву, он начал регулярно встречаться с репортерами из США или Великобритании. Он с самого начала выступал за максимальную открытость – именно поэтому он не скрывал, что является автором утечек. Почему же он отказывался разговаривать с журналистами той страны, в которой получил убежище? Шли месяцы, и все больше казалось, что Сноуден избегал общения с местными репортерами лишь по одной причине – чтобы не отвечать на вопросы об условиях своего пребывания в России.

Тем временем официальная версия прилета Сноудена в Москву становилась все менее убедительной. 4 сентября 2013 года Путин заявил в интервью, что еще в Гонконге Сноуден приходил в российское консульство, о чем сразу доложили президенту. Публика впервые услышала эту часть истории. Причины, по которой Путин решил о ней рассказать, так и остались неясными{212}.

Пока Сноуден прятался от журналистов, российским спецслужбам удалось пробить серьезное расширение своих возможностей по контролю над интернетом. Осенью 2013 года Минсвязи обнародовало новые технические нормативы СОРМ, которые требовали от операторов и провайдеров хранить всю информацию в течение двенадцати часов в специальном буфере, на случай, если эти данные потребуются ФСБ. Этот же документ требовал от провайдеров обеспечить спецслужбам возможность перехвата почтовых сервисов Gmail и Yahoo! и сообщений сервиса ICQ. Цель новых требований была очевидна: распространить СОРМ на зарубежные сервисы.

Однако публикация новых требований вызвала неожиданную реакцию. «Вымпелком», одна из крупнейших российских телекоммуникационных компаний, публично и отважно осудила планы властей по расширению возможностей СОРМ. «Вымпелком» отправила письмо Минсвязи, называя предложенный план антиконституционным. В свою очередь, холдинг Mail.ru заявил, что требование хранить данные в течение двенадцати часов «нарушает Конституцию РФ, в частности на неприкосновенность частной жизни, тайну переписки, телефонных переговоров… а также противоречит ряду федеральных законов и кодексов»{213}. Помимо этого сервис отмечал, что создание и содержание подобной базы обойдется не в 100 миллионов долларов, как примерно оценила расходы «Вымпелком», а в куда более крупную сумму – около 400 миллионов. «Это потребует примерно 30–40 петабайт данных на весь Рунет каждые 12 часов», – заметил вице-президент и технический директор Mail.ru Владимир Габриелян. Антон Носик предупреждал пользователей, что новые требования СОРМ ударят непосредственно по их кошельку и им придется платить за интернет-услуги гораздо больше.

Впрочем, все эти протесты не заставили Кремль пересмотреть планы. 16 апреля 2014 года министр связи подписал приказ о вступлении в силу новых правил СОРМ. Согласно приказу, операторы должны были установить все необходимое оборудование до 31 марта 2015 года. Требование сохранять данные в течение 12 часов осталось{214}. Чиновники Министерства связи признавали, что новые черные ящики СОРМ будут использовать технологию DPI{215}. Спецслужбы добились того, что две технологии электронной слежки – российская и западная – наконец объединились.

17 апреля 2014 года Путин проводил очередную «Прямую линию». С прошлого года многое изменилось: успех сочинской Олимпиады и аннексия Крыма вызвали в стране небывалый прилив патриотизма на фоне антизападных настроений. Рейтинг популярности президента снова был на подъеме.

Как и всегда, «Прямая линия» транслировалась в прямом эфире главными телеканалами и радиостанциями. Все происходило по утвержденному сценарию: «линия» началась со звонков из Крыма – посланий местных жителей в стиле «спасибо вам, господин президент, от лица всего крымского народа» и т. п. Время шло, и вдруг одна из ведущих в студии, в чьи обязанности входил прием телефонных звонков, обратилась не к Путину, а к телезрителям, заявив:

– У нас есть неожиданное, я бы даже сказала, сенсационное видеопослание. Мы получили его от человека, который совершил настоящую информационную революцию, разоблачив слежку за десятками миллионов людей по всему миру.

Она сделала театральную паузу.

– Владимир Владимирович, свой вопрос вам задает бывший агент американских спецслужб Эдвард Сноуден!

– Как же без этого? – улыбнулся Путин.

На экране появилось лицо Сноудена, звонившего по Skype. Первое слово – «здравствуйте!» – он произнес по-русски. И продолжил по-английски:

– Владимир Владимирович, я думаю, вы поняли, в общем, – сказал Кирилл Клейменов, ведущий в студии.

– В целом понятно, – отозвался Путин.

Отдав должное тому, как хорошо президент владеет английским (Путин в ответ рассмеялся, заметив, что американский вариант все же несколько отличается), Клейменов попытался перевести вопрос Сноудена. Практически полностью опустив вступительную часть, в которой говорилось о двух расследованиях Белого дома, он неправильно перевел слова о дискуссиях, ведущихся в российском обществе относительно слежки, упомянув о них лишь вскользь, Клейменов остановился на вопросе о массовой слежке в России.