Ее здесь никто не ждал.

* * *

Когда обеденные тарелки у всех опустели, кураторы закурили, поудобнее устроившись на стульях, и принялись слушать рассказ Анны и Люси о том, как они учинили путаницу в документах и полную неразбериху в архиве под носом у немецких солдат.

Музейные работники, особенно Пьер, были в восторге от этого скромного акта сопротивления, но Анна заметила, что Андре хранит мрачное молчание. Наконец он сообщил:

– Месье Шоммер велел готовиться к новой эвакуации на случай, если немцы придут и сюда.

– Но они еще очень далеко от Лок-Дьё, – сказала Жаклин Бушо-Сопик, куратор отдела рисунков.

За столом в трапезной появились новые лица – чьи-то тети, дяди, братья, сестры, кузены. Родственники сотрудников Лувра всё прибывали с севера Франции. Добавились также группы охранников из других музеев, откуда в Лок-Дьё тоже привезли экспонаты на хранение. Это были усталые мужчины в потрепанной униформе, повидавшие немало бед вдали от стен столичного Лувра.

Анна не желала даже думать о том, что будет, если немецкие танки вторгнутся на мирную землю Лок-Дьё. По крайней мере, она отказывалась думать об этом сейчас, до того, как примет горячий душ и хорошенько выспится на своей узкой койке в дортуаре.

– Придут немцы или не придут… в любом случае у нас есть и другие проблемы, – сказал Андре. – Я уже предупреждал руководство, что здесь слишком сыро, но меня не слушают.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Жаклин.

– Идемте, покажу. – Он встал из-за стола. – Может случиться беда с «Моной Лизой».

Анна последовала за Андре и небольшой группой кураторов в церковь аббатства – там все огромное пространство было заполнено упакованными экспонатами. Двое хранителей осторожно извлекли из ящика шедевр итальянского Ренессанса. Чрезвычайно осторожно – Анна могла это засвидетельствовать. Деревянная панель, завернутая в водонепроницаемую бумагу, лежала на бархатной подушке и была закреплена несколькими клиньями из пенопласта. Анна затаила дыхание – тревожно было думать, что они там увидят, когда развернут бумагу.

– Сырость очень опасна, – сказал Андре. – Когда мы только приехали сюда, погода стояла жаркая и сухая, мы даже предположить не могли, какие неприятности вскоре начнутся. Весь этот месяц шли дожди, и с каждым ливнем влажность воздуха в церкви повышалась.

– Смотрите! – воскликнула вдруг Анна. – А это что такое?

Встревоженные кураторы подошли ближе – бархат под картиной выглядел странно. Люси пропустила вперед Жаклин, и та аккуратно подняла картину с подушки.

– Моль, – вздохнула она. – Уже успела испортить бархат.

Андре растерянно молчал. Кураторы принялись медленно разворачивать водонепроницаемую бумагу. Анна не видела портрет с тех пор, как его упаковали и увезли из Лувра. Она снова затаила дыхание в ожидании, когда снимут бумагу, – и наконец взглянула в загадочные глаза синьоры с таинственной улыбкой. Ее лицо было таким прекрасным, совершенным, выразительным, что, казалось, эта дама сидит перед ними, живая, из плоти и крови, как некогда, столетия назад, сидела перед Леонардо да Винчи.

Улыбка никому не давала покоя. Все обсуждали эту улыбку. Чему улыбалась Лиза? Почему ее улыбка едва различима? Анна много читала об этом портрете и знала разные версии. Историк искусства Джорджо Вазари, живший в эпоху Ренессанса, утверждал, что Леонардо да Винчи нанял шутов и музыкантов, чтобы равлекать Лизу, пока она ему позировала. Искусствоведы более поздних времен выдвигали самые нелепые теории – что у Лизы были гнилые зубы или какой-то недуг; что она скрывала некий секрет – беременность или нечто другое; что Леонардо запечатлел память об улыбке собственной матери, которая улыбалась ему в детстве.

Но сама Анна, при всем многообразии версий об этой таинственной улыбке, считала, что в выражении лица итальянской синьоры есть что-то печальное.

Сейчас, глядя на портрет, она прижала руку к груди, словно стараясь унять заколотившееся сердце. Люси рядом глубоко вздохнула.

– Кажется, она не пострадала, – сказал куратор отдела живописи, наклонившись поближе к портрету. – Но мы вовремя ее достали. Моль могла навредить слою краски.

– А что нам делать с молью? – спросила Анна.

– От нее не так уж трудно избавиться, – пожал плечами один из музейных работников. – Вытряхнем ее и дадим ящику проветриться. Заменим подушку, бумагу и плотно закроем крышку, чтобы никакие насекомые не попали внутрь. Мы боялись, что пенопластовые клинья могут повредить портрету. Заодно можно заменить их второй подушкой. – Он озабоченно взглянул на Андре. – Вот сырость – это проблема поважнее.

Андре сделал короткую затяжку, выдохнул табачный дым и покосился на жену:

– О том-то и речь.

– А нельзя просто перенести картины в другое помещение? – спросила Анна.

– «Мона Лиза» уже некоторое время хранится у нас в спальне, – сказал Андре. – Комната на последнем этаже, там больше солнечного света. Но Лок-Дьё пропиталось сыростью насквозь, до самой крыши. Здесь даже нет подпола – аббатство построено прямо на клочке земли среди болот. На прошлой неделе правительство прислало к нам архитектора посмотреть, что можно сделать. Он сказал, источников сырости слишком много, бороться бесполезно. Два дня назад, когда вы с Люси были в Шамборе, мы зафиксировали здесь влажность воздуха девяносто пять процентов. – Андре покачал головой. – Посмотрите, сколько у нас живописных полотен и панелей. Моль в ящике с «Джокондой» может оказаться самой малой из наших проблем.

– У нас только два пути, – сказал куратор отдела живописи. – Мы уже отправили телеграмму месье Жожару. Первый путь: нужно установить здесь, в аббатстве, систему отопления, чтобы прогреть и просушить воздух. Но это будет непросто, поскольку здание было спроектировано и построено задолго до того, как инженеры придумали центральное отопление.

– И второй: эвакуировать коллекцию в другое место, – докончил за коллегу Андре.

Анна тяжело опустилась на ближайший деревянный ящик. Ей очень не хотелось уезжать из безмятежного Лок-Дьё. Это место стало убежищем, тихой гаванью в штормовом мире. К тому же страшно было подумать о том, что придется опять все упаковывать, проводить очередную инвентаризацию, составлять и переделывать списки, а потом снова куда-то везти тысячи предметов искусства, за которые они отвечают.

– Все-таки лучше установить систему отопления, – вздохнула она.

– Хотелось бы, – покивал Андре. – Но это будет стоить баснословных денег, а большинство инженерных контор и строительных фирм, способных справиться с такой задачей, находятся в оккупированной зоне. То есть у нас слишком много препятствий.

– А немцы наступают, и рано или поздно они будут здесь. – Голос Люси прозвучал решительно. – У нас только один путь. Надо увезти отсюда «Джоконду». И все остальное.

БЕЛЛИНА

Флоренция, Италия1503 год

Рисунок пока состоял всего из нескольких штрихов, но Беллина уже понимала, почему Леонардо да Винчи считают великим мастером. Этими несколькими штрихами ему