– Спасибо, – сказал Рома, – но как это, сырки к коньяку?

– Их надо съесть.

– Надо так надо.

Он не знал, что участвует в ритуале истинного прощания. Он многого не знал – как сделать, чтобы Илона ограничилась одной маленькой рюмкой коньяка и куда деваться, когда ее потянет в сон…

Конечно же, он хотел остаться тут, с ней, и чтобы у них было все то, что ему снилось. Но действовать так, как герои в кино, он не мог – не имел вообще никакого опыта. Им там, в кино, хорошо – вот обнял, поцеловал, а следующий кадр – они с любимой женщиной уже завтракают вместе. А даже если бы и был этот треклятый опыт – как лезть с поцелуями в помещении, где, и суток не прошло, побывала смерть?

Она выпила коньяк, выпил и он. Обоим с того легче не стало. Илона, поплотнее закутавшись в плед, подошла к плите.

– Там, в шкафчике, чай, брось в заварочник, – сказала она. – И чашки достань. Да, в хлебнице должно быть печенье.

Сразу выпить горячий чай было просто невозможно. Илона ежилась, передергивала плечами.

– Меня страшно знобит. Представляешь, и коньяк не помог.

Рома знал, что это такое, – нервная дрожь. С ним было то же самое.

– З-знаешь что? Д-давай принесем одеяла… Согреемся… – еле выговорил он.

– Сейчас… У меня на тахте два, и в тумбе одно…

– Я тебе помогу…

Впотьмах они вошли в комнату и пробрались в Илонин уголок, отгороженный книжным шкафом.

– Ужас как знобит…

– И м-меня. Н-ничего, н-на кухне, там д-духовка… и одеяла… согреемся…

Илона сгребла одеяла в охапку, Рома наощупь взял и расправил одно, накинул ей на плечи, и вдруг весь прижался к ее спине.

Она все поняла – и отталкивать не стала. Она долго была одна – а это не проходит безнаказанно. Верность непонятно чему стала тяжким грузом. Сейчас ей требовалось именно это – живое тело рядом, а есть ли в соединении двух тел любовь – значения не имеет. Спасение могло быть только таким.

* * *

Итак, новая расстановка фигур на доске. Доска, впрочем, понятие условное – плоскость. А на краю стоит игрушка – настольный вечный календарь.

Этот календарь коллеги матери взяли с ее стола, когда разбирались с наследством. Ящики с картотекой оставили, потому что через несколько дней за стол села другая женщина средних лет и в темном рабочем платье, которая будет выполнять обязанности и поливать китайскую розу. Папки с документами разобрали, кое-что выкинули, всякую мелочь вроде фарфорового утенка сперва сложили в коробку, чтобы отдать Илоне, но Илона так и не пришла. Так что утенок, деревянный стакан для ручек и карандашей, глиняная мисочка для скрепок и еще какая-то дребедень разбрелись по соседним столам. А вот металлический календарь оказался никому не нужен, и куда делся – так и не поняли. Думали, кто-то из снабженцев утащил на память, скорее всего – Васин, он из-за смерти милой Шурочки очень расстраивался, так что вечером напился.

А календарь – вот он, металлическая коробочка с окошком, а в окошке – число. Коробочка кувыркается, числа меняются. Внизу, на постаменте, окошечки для месяца и дня недели, но тут уж нужно устанавливать вручную.

Однако с календарем произошли перемены. Число так и выскакивает в своем окошке, но вместо дня недели – год, кто его там меняет – неизвестно. Вот ведь судьба – никогда не угадаешь, что от человека останется и куда оно попадет…

Год – одна тысяча девятьсот восемьдесят первый, месяц – октябрь. Числа нет, потому что события на доске раскиданы по всему октябрю.

В квартире тети Тани суета. Сама тетя Таня, маленькая и кругленькая, на кухне лепит бутерброды. Нужно кормить целую ораву! Потому что в зале – столпотворение.

Илона в тягостном недоумении – она стоит, растопырив руки, и понимает, что поступает правильно, даже очень правильно, вот ведь все поздравляют! Радостная Галочка зажимает на ней по бокам белое платье, восклицая, что вот тут придется ушить по швам, портниха Муся спорит, врывается Толик – он принес заказанные мастерице шелковые цветы для фаты, врывается Жанна – она принесла туфли! Только перед свадьбой бывает такое – продавщица по рассеянности положила в коробку две правые белые туфли, а их еще нужно хоть немножко разносить. Толику дают бумажку с инструкцией и гонят в галантерейный за углом – купить белые капроновые ленты, которыми нужно будет с утра украсить редакционную машину. Толик успевает стянуть на кухне бутерброд и с хохотом удирает, и тетя Таня тоже хохочет, Артемка и Максимка орут – какой-то пластмассовый грузовик не поделили, а в прихожей бешено звонит телефон.

Илона все еще не способна радоваться своему счастью в личной жизни. Она понимает, что все правильно, если живешь с мужчиной, и вся редакция это знает, – нужно стать его женой, но она иначе представляла себе эти дни, совсем иначе. И ощущение такое, будто она попала в дом, хороший дом, благоустроенный, и вот сейчас сама, своими руками, изнутри замуровывает окна и двери.

Рома сидит в гостях у Ивана Дмитриевича. Приехал пригласить на скромную свадьбу.

– И все-таки не одобряю, – говорит старик. – Но это твой выбор.

– Да, это мой выбор.

– Ох, не справишься.

– Справлюсь.

– Хотелось бы…

Иван Дмитриевич разливает по стопкам водку – совсем по чуть-чуть. Ему недавно влетело от врача за злоупотребления. А Рома только возьмется за стопку, подержит, пригубит, чтобы не обижать старика, и поставит обратно. Он очень хорошо помнит, как вместе с Илоной таскался в гости к Оле. Там столько винища было выпито! И как не пить, если за компанию? Но он теперь сумеет сказать «нет». Иначе ему не справиться с Илоной. То, как он убедил ее выйти замуж, стало тяжким и необходимым испытанием. Она дважды соглашалась и дважды срывалась, убегала к Оле. Но как только встанет вопрос о ребенке, Рома одержит вверх.

Оля и Нюша накрывают на стол в подсобке. Они уже успели выпить водочки, закусить ядреным базарным огурчиком – они знают, у кого из бабок-торговок лучшие огурцы! Клава из мясного отдела, которая недавно присоединилась к компании, потихоньку передала Оле сверток, а в нем – хороший кусок колбасы, сэкономленный на обвесах. И что еще нужно? Застолье, веселье, вкусная еда, на все готовые мужчины. Кто тут собирался стать учительницей русского языка и литературы? Школьные учителя не знают таких праздников! Вот только руки бы как следует отмыть. Горячей воды на рынке нет, а холодной – не то… И маникюр ни на что не похож, ну да тут у всех такой.

Лида ведет маленькую Ксюшу на урок музыки. Они с Анной Ильиничной так решили – ребенка нужно учить музыке. В четыре года уже можно понемногу начинать. Тем более – прикоплены деньги на инструмент. А есть ли способности – неважно. Все дети из хороших семей учатся музыке. Лида отвечает на дочкины вопросы, а сама думает о работе. Варваре Павловне давно пора на пенсию, значит, должность заведующей корректуры перейдет к Лиде, Варвара Павловна сама ее на эту должность готовит. Конечно, не завтра и даже не послезавтра это случится. Лида уже усвоила нужные повадки, а Анна Ильинична видела в комиссионке очень приличный дамский костюм.