— А! Нет, но она сказала…

— Довольно, благодарю вас, — любезно сказала Фрона, и свидетель удалился. Обвинитель посмотрел свои заметки. — Пьер Ла-Флитч! — провозгласил он. Стройный смуглый человек с тонкой, гибкой фигурой вышел на свободное место перед столом. Это был красивый брюнет с быстрыми, выразительными глазами, которые на минуту остановились на Фроне, полные открытого и неподдельного восхищения. Она улыбнулась и слегка кивнула головой, потому что он ей понравился с первого взгляда и показался давно знакомым. Он тоже улыбнулся ей, и его гладкая верхняя губа приподнялась, обнажив ряд великолепных зубов безупречной белизны.

В ответ на стереотипные вопросы он сообщил, что носит имя отца, потомка канадских французов-охотников. Его мать — он пожал плечами и сверкнул зубами — была метиской. Он родился где-то в Баррен-Граундзе, во время охоты; он не знает точно где. Его считают старожилом. Он прибыл в страну во времена Джека Макквестчена, через Скалистые горы с Большого Невольничьего озера.

Когда ему предложили изложить все, что он знал о данном деле, он на минуту замолчал, как бы обдумывая, с чего начать.

— Весной принято спать с открытой дверью, — произнес он мелодичным голосом, звучащим, как флейта, в кем чувствовался заметный акцент, напоминавший о его происхождении. — Так и я спал прошлой ночью. Но я сплю, как кошка. Лист ли упадет, ветерок ли подует, я всю ночь слышу какой-то шепот. При первом выстреле— он щелкнул пальцами— я проснулся и кинулся к дверям.

Сент-Винсент нагнулся к Фроне: — Это был не первый выстрел.

Она кивнула головой, не спуская глаз с Ла-Флитча, который галантно прервал свой рассказ.

— Раздалось еще два выстрела, — продолжал он, — один за другим — бум-бум, вот так. Это в хижине Борга, — сказал я себе и побежал туда. Я решил, что это Борг убивает Бэллу, что было нехорошо. Ведь Бэлла— красивая женщина, — пояснил он с неотразимой улыбкой. — Мне нравилась Бэлла. Я побежал туда. А Джон выбежал из своей хижины со страшным шумом, точно неповоротливая корова. «Что случилось?» — спрашивает он, а я говорю: «Не знаю». Тут кто-то выскочил из темноты — вот так — и сбил Джона с ног и сбил меня с ног. Мы вцепились в него. Это был мужчина. Раздетый. Борется. Кричит: «О! О! О!» — вот так. Мы крепко держим его, и он понемногу перестает кричать. Тогда мы встаем и говорим ему: «Пошли назад». — Кто был этот человек?

Ла-Флитч, чуть повернувшись, посмотрел на Сент-Винсента. — Продолжайте.

— Так? Человек, он не хотел возвращаться, но мы с Джоном настояли, и ему пришлось идти. — Он что-нибудь говорил?

— Я спросил его, что случилось, но он только плакал… он… он… всхлипывал вот так. — Вы не заметили в нем ничего особенного? Ла-Флитч вопросительно поднял брови. — Ничего необычного, ничего из ряда вон выходящего?

— Ах, да, у него были руки в крови. Не обращая внимания на глухой ропот в толпе, он продолжал говорить, и его выразительная мимика придавала драматизм всему рассказу.

— Джон зажег свет, Бэлла стонала, как тюлень, когда пуля попадет ему под ласт. А Борг лежал в углу. Я посмотрел на него. Он больше не дышал. Тут Бэлла открыла глаза, и я взглянул ей в глаза и понял, что она узнала меня, Ла-Флитча. «Кто сделал это, Бэлла? — спросил я. А она билась головой об пол, а потом тихо шепнула: „Он умер?“ Я понял, что она спрашивает про Борга, и сказал: „Да“. Тогда она приподнялась на локте, быстро оглянулась кругом, страшно торопясь, и когда увидела Винсента, то так и уставилась на него и больше не сводила с него глаз. Затем она указала на него, вот так. — Ла-Флитч обернулся и ткнул дрожащим пальцем а сторону подсудимого. — И она сказала: „Он, он, он!“ А я спросил: „Бэлла, кто это сделал?“ И она сказала: „Он, он, он! Сент-Винча, он это сделал“. И потом, — голова Ла-Флитча бессильно свесилась на грудь, но вновь откинулась назад, когда он, сверкнув зубами, закончил свою повесть, — умерла.

Румяный человек, Билл Браун, подверг метиса обычному допросу, который только подтвердил его показания и выяснил, что во время убийства Борга происходила, должно быть, ужасная борьба. Тяжелый стол был сломан, стул и койка превратились в щепки, а печка опрокинута.

— Я никогда не видел ничего подобного, — закончил Ла-Флитч. — Нет, никогда.

Браун с поклоном передал его в распоряжение Фроны, за что был вознагражден улыбкой. Она считала благоразумным выказывать любезность обвинителю. Ей нужно было выиграть время до приезда отца и получить возможность поговорить наедине с Сент-Винсентом, чтобы выяснить подробности происшествия. Поэтому она задавала Ла-Флитчу бесконечный ряд вопросов. Но только два раза ей удалось узнать кое-что, заслуживающее внимания.

— Вы говорите о первом выстреле, мистер Ла-Флитч. Но стены деревянной хижины обычно довольно толстые. Если дверь была закрыта, могли ли вы услышать первый выстрел?

Он покачал головой, и его черные глаза сказали ей, что он понимает, какой факт она старается установить. — Если бы дверь хижины Борга была закрыта, вы бы слышали выстрел?

Он снова покачал головой. — Значит, мистер Ла-Флитч, когда вы говорите о первом выстреле, вы подразумеваете первый выстрел, услышанный вами?

Он кивнул головой, но, выиграв очко, она все-таки не могла извлечь из этого никакой практической пользы.

Она снова стала доискиваться более веских доказательств, хотя все время чувствовала, что Ла-Флитч угадывает ее тактику.

— Вы говорите, что было очень темно, мистер Ла-Флитч? — Да, очень темно.

— Каким же образом вы узнали Джона? — Джон страшно топочет, когда бежит. Я узнаю его топот.

— Могли ли вы видеть его достаточно ясно, чтобы узнать? — Нет.

— Тогда, мистер Ла-Флитч, — сказала она с торжеством, — объясните, пожалуйста, как вы узнали, что у мистера Сент-Винсента руки в крови?

Губы его раскрылись в ослепительной улыбке, и он на минуту замолчал.

— Как? Я почувствовал теплую кровь на его руках. А мое обоняние. О! Дым охотничьего костра вдали, яма, в которой прячутся кролики, след пробежавшего лося, разве мое обоняние не указывает мне на все это? — Он откинул голову. На его напряженном лице с закрытыми глазами и дрожащими расширенными ноздрями не осталось никаких чувств, кроме одного, на котором как бы сосредоточилось все его существо. Затем глаза его приоткрылись, и он точно во сне посмотрел на Фрону.

— Я почувствовал запах крови на его руках — запах теплой, горячей крови на его руках.

— Ей-богу, он способен на это! — крикнул кто-то в толпе.

И это так убедило Фрону, что она невольно посмотрела на руки Сент-Винсента и увидела ржавые пятна на манжетах его фланелевой рубашки.

Когда Ла-Флитч покинул свидетельское место, Билл Браун подошел к ней пожать руку.

— Мне необходимо познакомиться с защитником, — добродушно сказал он, просматривая свои заметки перед допросом следующего свидетеля. — Вы не находите, что это несправедливо по отношению ко мне? — быстро спросила она. — У меня не было времени приготовиться к защите. Я ничего не знаю о деле, кроме того, что услышала от ваших свидетелей. Не думаете ли вы, мистер Браун, — и в голосе ее зазвучали убедительные нотки, — не думаете ли вы, что дело следовало бы отложить до завтра?