— Не могу, Анди. У меня сегодня аншлаг. В городе одновременно целых три конференции, я выехал на дежурство в четыре — и с тех пор ни минуты без клиента. Только что в мою колымагу упаковалось четыре пассажира. И всюду жуткие пробки. Так что спеть не выйдет, но есть идея получше. Готовь шмотки.

— Что?..

— Приготовь шмотки заранее, чтобы не шариться потом в темноте. Ложись спать, но положи телефон рядом с подушкой. И переключи звонок на вибрацию, а то всех перебудишь.

— Зачем это?

Виржиль чертыхается, но не в мой адрес. В трубке слышно, как его диспетчер кричит и сыплет проклятьями.

— Просто сделай, что я сказал, ладно?

— Все страньше и страньше.

— А петь колыбельные по телефону не странно? С тех пор как мы познакомились, все пошло как-то странно. Спи, Анди. Скоро увидимся.

Телефон жужжит и вибрирует у моей щеки, как огромный мерзкий жук.

— Да? — подрываюсь я.

— Анди, я тут. Ты готова? Спускайся.

— Виржиль?.. — Я щурюсь на часы. — Полпятого утра!

— Я в курсе. Давай скорее, я отключаюсь и жду тебя внизу.

Он не оставляет мне возможности отвертеться. Я несколько секунд гляжу в потолок, дожидаясь, когда проснется мозг, затем вылезаю из постели и натягиваю одежду. По дороге в ванную стараюсь издавать как можно меньше шума, чтобы не разбудить отца. Так и представляю себе этот диалог: «Ой, пап! Что, полпятого? Серьезно? Ну надо же. Куда я собралась? Да так, погулять. С кем? А, ты его не знаешь. Мы только что познакомились. Куда пойдем? Отличный вопрос! Понятия не имею куда».

Я тихо приоткрываю дверь ванной, крадусь по коридору и через гостиную, затем спускаюсь по лестнице. Во дворе холодно и темно, я едва разбираю дорогу. Наконец я на улице. Дурдом. Вдруг он не приехал, вдруг просто разыграл меня?

Он приехал. Его побитая хрипло кашляющая тачка выглядит еще более помятой, чем в прошлый раз. Он улыбается, увидев меня, и открывает дверцу. Я тоже улыбаюсь. В машине играет «Marry Me» Энни Кларк с моего айпода. Обожаю этот альбом.

— Ну, привет, — говорю я.

— Привет, — отвечает он и целует меня в обе щеки.

Я пристегиваюсь, и он жмет на газ. Мы едем по пустынной улице. В подставках — два бумажных стаканчика с кофе.

— Я подумал, тебе не помешает. Угощайся.

Я беру один из стаканчиков. Кофе черный, без сахара, как я люблю. Он горячий и крепкий, и я быстро согреваюсь.

— Как твоя смена? — спрашиваю я.

Он качает головой.

— Даже не спрашивай.

— Ясно, скучать не пришлось. Так что, ты скажешь, куда мы едем?

— А как же.

— Ну серьезно?

— Скоро ты увидишь самое красивое место в Париже, — отвечает он уклончиво.

— Вау, — говорю я. — Обожаю это место!

Он смеется, а я решаю больше не мучить его вопросами. Откидываюсь на сиденье, пью кофе и слушаю. Нет травы зеленее, чем на нашей земле, поет Энни Кларк.

— Как спалось? — спрашивает Виржиль.

— Хорошо, но мало.

Ему интересно, понравилось ли мне в катакомбах. Признаюсь, что не очень. А чего меня туда понесло? Я рассказываю про гитару, про дневник и про Алекс. История получается в целом странная, но Виржиль слушает внимательно и задает кучу вопросов. Про галлюцинации, правда, я решаю умолчать. Я же не хочу отпугнуть этого парня. Совсем не хочу.

— А пойдем как-нибудь со мной, — предлагает он. — Я отведу тебя на Пляж и в бункер.

— Это что и где?

— Пляж — такое тусовое место в катакомбах. А бункер — подземелье, которое нацисты использовали во время войны. Я обычно залезаю туда через канализационный люк. Крышку в одиночку фиг откроешь, но вдвоем-втроем можно одолеть.

— Канализация и нацисты? Это же мечта идиотки! — смеюсь я. — Давай еще для полного счастья сгоняем на свалку!

Виржиль тоже смеется. Мне ужасно нравится его смешить. Он спрашивает, чем еще я занималась, и я рассказываю про доклад. Ему интересно. Он знает музыку Малербо, ему нравится идея музыкальной генеалогии, и он снова заваливает меня вопросами. Затем предлагает параллели, о которых я сама не задумывалась, — например, между Филипом Глассом и Пи Джей Харви. Чертовски приятно поговорить с человеком, который не считает музыку бессмысленным увлечением.

Мы направляемся на запад от Одиннадцатого округа. Сворачиваем на бульвар Вольтер, объезжаем площадь Республики и едем дальше по бульвару Мажанта. Через несколько кварталов упираемся в ремонт дороги. Тогда мы разворачиваемся и едем на север какими-то закоулками. Мимо проносится ночной город: темные витрины, решетчатые балконы, старые дома, в которых спят мужья, и жены, и вдовы, и младенцы, и одинокие девушки, и старики, и чьи-то псы и кошки.

Мы проезжаем неоновые вывески секс-шопов и борделей района Пигаль и выруливаем на Монмартр. Кажется, я поняла, куда мы едем, и мне не терпится попасть туда скорее.

Я наблюдаю за ночными парижанами. Вижу, как проститутка в мини-юбке и черных колготках дрожит на углу. Вижу изрядно помятого мужика, который озирается, будто не понимая, куда попал. Вижу уборщиков и мусорщиков. Вижу торговцев, расставляющих свои лотки. Вижу старьевщиков, идущих на блошиные рынки.

Обожаю этот город теней. Обожаю развратную девицу с красной помадой и в дешевых туфлях на каблуках. И мужа-изменщика, который крадется домой после веселой ночи. И розовощекую фермершу, несущую на рынок голову сыра. Я что-то чувствую, глядя на них. Не знаю что. Что-то почти осязаемое, прямо здесь, в темноте, между мной и Виржилем. Несколько минут я теряюсь в догадках, а потом наконец понимаю, что это такое. Давно же мы с ним не встречались.

Это счастье.

Мы поднимаемся наверх, все выше и выше, от Монмартра к Сакре-Кёр, базилике на холме. Чтобы увидеть, как встает солнце.

Виржиль пристраивает машину в переулке к югу от базилики, на обочине, вылезает и достает из багажника кусок брезента, рюкзак и плед.

— У нас что, будет пикник? — спрашиваю я, глядя на плед. — Или не пикник? Тогда ты мощно торопишь события, чувак!

Он закатывает глаза.

— На, держи, — говорит он, протягивая мне рюкзак. — И пойдем скорее. Времени мало.

Во что я в очередной раз ввязалась? Неужёли он полезет ко мне приставать? Вообще-то любой другой на его месте уже попытался бы улучить момент на одном из тысячи светофоров, где мы тормозили.

Но он — не любой другой. Это я уже усвоила.

Мощеная улица ведет круто вверх. Я иду так медленно, что он хватает меня за руку и тянет за собой. Мы поднимаемся по каменным ступеням и оказываемся перед Сакре-Кёр. Отсюда, с пологого травяного склона, виден весь Париж. Огоньки мигают, как звезды. Виржиль бросает брезент прямо на траву.