Образованная девушка с приданым, вероятно, стала бы женой состоятельного промышленника, очаровательной хозяйкой дома.

Елена Дометьевна помнила тот день, когда она, восьмилетняя девочка, смотрела в окно на огромную, залившую все улицы пятнадцатитысячную толпу, сопровождавшую гроб с телом отца. Впереди шли духовенство и оркестр местного полка. Таких похорон в городе не было со дня его основания.

Старшая сестра недавно вышла замуж и уехала в Италию, а маленькая Елена и другие сёстры остались с матерью.

Революция и Гражданская война окончательно разрушили спокойный ход жизни, заставили выбирать иную дорогу. После окончания войны, когда Иван из Херсона направился на север, Елена поступила в Крымский университет в Симферополе, откуда только что уехал в Петроград профессор П. П. Сушкин. Окончив в 1926 году естественный разряд физико-математического факультета, она стала зоологом и занялась изучением современных брахиопод, морских донных животных в двустворчатых раковинах, затем заинтересовалась брахиоподами карбона.

Ленинград, Палеозоологический институт Академии наук. Невысокая стройная красавица с ясными внимательными глазами, тонким носом и чувственными губами, с тёмными пышными волосами, зачёсанными на косой пробор, сразу привлекла внимание вернувшегося из экспедиции Ивана Антоновича. Она с интересом слушала рассказы молодого голубоглазого и широкоплечего палеонтолога, вставляла дельные замечания. В её поведении не было легкомысленного кокетства, за внешностью нежной, хрупкой девочки скрывалась страстная, сильная натура.

Как особую драгоценность, Елена хранила «Романтические цветы» — третье издание стихов Николая Гумилёва, выпущенное в Санкт-Петербурге в 1918 году. Цветы гумилёвской поэзии были не блёклыми и слезливо-сентиментальными, но яркими, отважными, устремлёнными к подвигу:

Елену захватила героика первых советских экспедиций. В 1926 году она сумела попасть на «Персей», первое в СССР научно-исследовательское судно, в качестве лаборантки. В этом году «Персей» проводил океанографические работы в Белом море и Чешской губе. Под звёздно-синим флагом Елена встретила мужественных, сильных и надёжных мужчин, женщин, ставших достойными подругами и соратницами своих избранников. В кают-компании «Персея» она познакомилась с геологом Сергеем Владимировичем Обручевым, автором гимна корабля, перекликавшегося с гумилёвскими строками:

Сергей Владимирович был сыном знаменитого исследователя Владимира Афанасьевича Обручева. Его брат Дмитрий Владимирович, палеонтолог, работал под руководством А. А. Борисяка. Возможно, благодаря этим знакомствам Елена пришла в палеонтологию. К моменту знакомства с Ефремовым она была участницей нескольких экспедиций, в том числе на Алтай.

Иван, желая стать достойным любви этой молодой женщины, готов был посвящать ей свои научные подвиги. У Елены не на шутку разболелось сердце, когда в 1934 году он пропал в заснеженных горах Чарской котловины, до Нового года не подавал вестей.

Теперь они живут вместе — уже в Москве. И ждут ребёнка.

Елена Дометьевна — рост метр шестьдесят, чёлочка на прямой ряд, косынка «татарочкой» повязана, сумка через плечо, папироска в руке — мечтала не бросать научную работу, не становиться домохозяйкой. Заботы по хозяйству, стирка, уборка, хождение по магазинам, приготовление пищи занимали так много времени. Елена Дометьевна считала, что вести дом — не есть главная женская доблесть.

Пришлось взять домработницу. В семьях многих учёных в то время это было обычным делом. Девушки, приехавшие в город из голодающих деревень, часто нанимались в частные дома ради жилья и питания.[132]

Домработница тогда не была признаком роскошной жизни, особенно если учесть, что жалованье научных сотрудников отнюдь не было высоким. Иван Антонович говорил, что его зарплата меньше, чем у шофёра Борисяка.

Елене Дометьевне не надо было объяснять, в какой сложной ситуации при переезде оказались Палеонтологический институт и сам Иван Антонович.

Институт разместили в наскоро оборудованных помещениях по Большой Калужской улице, 16, на окраине Москвы, возле Нескучного сада. Выбор места объяснялся тем, что в 1934 году особняк в Нескучном саду занял президиум Академии наук и остальные институты планировалось устроить поблизости.

В 1936 году академия начала подготовку к грандиозному мероприятию — Всемирному геологическому конгрессу, в рамках которого должна была работать и палеонтологическая секция. В начале сентября Ефремова выбрали учёным секретарём института. Иван Антонович, только что вернувшийся из Каргалы, вынужден был оставить почти всю собственную научную работу — написание статей, подготовку к печати научных сборников — и сосредоточиться на организационной деятельности: «Бросить все дела и всеми силами вывозить институт».[133]

В Ленинграде тщательно упаковали и отправили в Москву бесценные экспонаты Палеонтологического музея, но в новой столице музею пока не находилось места. Ящики гнили в подсобках, вызывая в учёных чувство беспомощности и досады. Часть коллекции оставалась в Ленинграде.

Трудности возникали на каждом шагу. Многие сотрудники не получили нормального жилья. Академия наук оказалась неспособна оперативно решать жилищные проблемы. Год спустя Новожилов, спутник Ефремова по Чарской экспедиции, ценный раскопщик и образцовый препаратор, оказался в особо сложном положении: московская прописка, в то время чрезвычайно строгая, у него кончилась, без прописки его не селили даже в общежитие, и некоторое время он на нелегальном положении жил в квартире Ивана Антоновича. Спал на снятой с петель двери, положенной на ванну. Без жилплощади и прописки его могли выслать из столицы. Ефремов хлопотал, пытаясь добыть для него жильё. В конце концов Нестор Иванович получил небольшую комнату возле Курского вокзала.

Необработанные коллекции хранились в ящиках, не было помещений для препаровки и изучения находок. Негде было развернуть библиотеку института, упакованная, она была практически недоступна. Проблемы возникали даже с хорошими машинистками: статью об амфибиях, которую Ефремов отдал на перепечатку, подготовили настолько скверно, что пришлось искать новую машинистку. Ею стала М. П. Климовицкая, которая жила в том же доме, что и Ефремов.