впереди одну единственную точку. Грязь, с которой жил. Людей, купающихся в этой грязи с упоением…

Корнелюка со свиной харей и синдромом Бога… Явно что-то наметившего в своей черепной коробке. Чтобы сорвать наилучший куш.

Бабку с манией величия, не признающей кого-то ниже по статусу. Выпившей немало чужой крови…

Отца, которого устраивал такой расклад, и он не стремился ничего менять, а даже наоборот — и самого Руслана прогнуть под них, уподобить…

Рому, которого иногда просто ненавидел за то, что тот сумел вырваться и пойти против системы…

Всю свою семью за черствость, холодность, неспособность на нормальные человеческие эмоции, чувства… Сострадание. Которое было когда-то так нужно… Содействие, участие, внимание к умирающей…

Вспышка цепи мучительных воспоминаний отдалась болезненной вибрацией, неким землетрясением, от которого все внутри трескалось, перекрывая звуки извне своим чудовищным похрустыванием…

Бл*дская жизнь, гребаный ад.

Тяжело дыша и непривычно сотрясаясь от внезапно накатившей лихорадки, Руслан остановился и медленно отложил арбалет, с которым будто сроднился и сплелся, осторожно разминая затекшие мышцы. Повернулся и с изумлением заметил, что Ева и инструктор застыли, буквально разинув рот и смотря на него.

— Впечатляет, — прогундосил мужчина, указывая на попавшие в цель арбалетные дротики.

А вот девушка была напугана, даже слегка побледнела. Он мысленно застонал, сокрушаясь, что настолько забылся. Наверняка со стороны выглядел зверем, выпущенным на свободу. И явно не такого эффекта от похода в тир хотел достичь.

— Вы закончили? — поинтересовался у инструктора.

— У вас еще минут десять есть, можете продолжить.

— Ева? — обратился к ней.

Но она лишь покачала головой, и было такое ощущение, что с трудом сдерживается, чтобы не сбежать прямо сейчас.

Руслан пожал руку мужчине, поблагодарил того и направился к выходу, пропуская девушку вперед. Его до сих пор не отпустил накал, и он механически сцеплял челюсть, хмуро глядя вперед.

— У тебя что-то случилось? — тихо спросила Ева уже в машине.

— Хочется надеяться, что нет. Проголодалась? Перекусим где-нибудь?

— Может, лучше домой? Сама что-нибудь приготовлю.

— Для меня?

— В том числе, — уклончиво.

Зараза. Будет до последнего гнуть свою линию.

— Извини, я увлекся и совсем забыл спросить, как впечатления от стрельбы?

Девушка немного помолчала, и в салоне в ожидании ее ответа в тишине попеременно сменяли друг друга звуки ударяющихся о стекла окон крупных капель дождя и шуршания дворников по поверхности лобового. Руслан всматривался в размытые алые огни стоп-сигналов, и почему-то русло, принятое его мыслями, удивило. Он размышлял о трудоголиках, спешащих сейчас домой, потому что им не терпится обнять кого-то, отведать специально приготовленный с учетом их предпочтений поздний ужин, а еще, может, поцеловать детей. Что там обычно делают в нормальных среднестатистических семьях, где нет возможности и желания пользоваться услугами наемных работников?..

— Это было интересно, — заговорила Ева, вернув его в реальность, — не думала, что такое может мне понравиться. Я больше за мирное времяпрепровождение.

— Хотя бы немного ты спустила пар? Представляла тех, кто тебя обидел?

— Не так, как ты. Я не настолько кровожадна.

— Или ты настолько трусиха? — невесело улыбнулся, тронувшись на зажегшийся зеленый.

Когда он повернул к ней голову, был готов увидеть поджатые губы и недобро сверкающий взгляд с прищуром, направленный куда-то на улицу. Но Ева удивляла. Ее глаза были широко распахнуты и смотрели на него прямо, не мигая, а сочившаяся из них медовая патока наполнена светлой грустью. Все той же вязкой, обволакивающей, в которой с радостью тонешь, умирая с улыбкой на лице.

— А ты, значит, всегда смелый?

— Пытаюсь. Люблю сложности, это всегда приносит удовлетворение. Сейчас, например, борюсь с собой, занимаясь тем, что всегда считал бесполезным.

— Чем?

— Примеряю роль клерка. Настоящего такого русского чиновника.

— И зачем заниматься тем, что не нравится?

— Есть определенные обстоятельства, — выдает обтекаемо, — но главное — наверное, мне хочется тебе соответствовать, иметь работу, о которой не стыдно говорить вслух. Чтобы когда-нибудь ты тоже с гордостью могла заявить, что твой мужчина — важный человек, целый день кровью и потом улучшает благосостояние страны… Бумажки, бл*дь, сортирует и подписывает, мать его…

Последнее прозвучало не просто иронично, а даже резко и зло. Будто опять унесло его не туда, куда надо.

— Ты не должен мне соответствовать, Руслан, — возразила спокойно и даже равнодушно, — и ты не мой мужчина. И я тебе тоже никто. И ничего между нами не будет, а тобой обязательно будет гордиться кто-то другой.

— Так, может, уже сейчас удариться в поиски этого «другого», чтобы зря не пропали старания? — выплюнул, заводясь.

— Если тебе это нужно — да, конечно.

Сказать, что он ох*ел, это выразиться весьма неправдоподобно лаконично. На самом же деле, в нем будто открылась какая-то черная воронка, разрастающаяся от каждого ее слова. И поглощала все то хорошее, что парень старался копить и дарить ей.

— То есть, ты сейчас сказала, что я могу тр*хаться направо и налево?

— Я не так сказала, — запротестовала укоризненно, — но…да. Ты свободный человек. Только будь осторожен, потому что я не хочу ничем заразиться после незащищенных половых актов с кем-то еще.

— Потрясающе…

Руслан не верил своим ушам.

Искусственная кожа руля под пальцами противно заскрипела, когда он сжал ее до побелевших костяшек. То, что Ева упряма и не сдастся рано, и так понятно. Но вот это стремление любой ценой обозначить границу, да еще и обвязать ту колючей проволокой, уже…не просто напрягает, а по-настоящему выводит из себя. Мало того, она будто еще и гранаты бросает на его территорию, с непроницаемым и безразличным выражением лица наблюдая за возникающим хаосом.

Лучше заткнуться. Просто, сука, не открывать сейчас рот. Иначе будет, как всегда. Очень-очень хреново…

— Спокойной ночи, — выдавил из себя, остановившись у ее подъезда.

— Что? Ты не будешь есть? — удивилась, взявшись за ручку двери.

— Сыт. Наелся до отвала. Спасибо.

Даже не смог взглянуть на нее — в такой ярости находился остаток пути. Она кипела в нем раскаленной лавой, побуждая делать нехорошие вещи. Например, растрясти ее, запечатать рот чем-нибудь покрепче. Связать и отлюбить так, чтобы больше не смела нести такой бред. Ну, где еще найти вторую такую, которой предлагаешь верность и чувства, а она тебя отпускает гулять на все четыре стороны, будто собаку…

— Хорошо. Спокойной ночи.

И ушла.

А он прикрыл веки и тяжело выдохнул.

Да, Зефирка, с тобой нереально архисложно…

* * *

Если Светлана Евгеньевна казалась ему самкой богомола, готовой его сожрать, то Даша, дочь Корнелюка, была вылитой дионеей. Хищной и зубастой настолько, что абсолютно бесстыдно в присутствии стольких людей — родителей, троих мужчин семьи Разумовских и парочки других гостей