– Свидеться! В такой темени я и руку-то свою разглядеть не могу. А тут еще вы тумана нагнали… Вышли бы к окошку? Здесь, у форточки, хоть немного свет от фонаря попадает.

– Не торопись, Ванюша, пока не время. Во тьме не всегда таится худшее, иногда в ней выпадает единственный шанс!

– Наверно, как я набедокурили? И вас тоже в изолятор посадили?

– В каком-то смысле да, посадили, – таинственный гость рассмеялся и чуть-чуть подался навстречу. – Только очень, очень давно!

Иван хотел расспросить подробнее, как вдруг почувствовал, что неведомый собеседник исчез. Даже не исчез, а истаял в темноте.

Наверное, он и вправду сходит с ума… Или ему вкололи какую-то дрянь санитары, и вот теперь он разговаривает со своими галлюцинациями…

Иван поднялся на ноги и двинулся ощупью в неосвещенный конец комнаты.

А может, это просто сон? Нескончаемо долгий кошмар? Может, он и не в дурдоме? И не распинали его на ремзаводе заезжие наркоторговцы?.. Вдруг и Немирова никакого нет? Этого проклятого вымороченного города-призрака, в котором все, как на Гаити, подчинено насилию и черному культу вуду. Нет, в России такого не может быть… Просто он тяжело заболел или попал в аварию, а теперь вот лежит в коме…

Иван радостно вздохнул полной грудью. Конечно, в коме! Какое слово чудесное! Сразу представляется чистая палата, пикающий аппарат, а на тумбочке цветы и апельсиновый сок! По возвращении – а он обязательно вернется! – встретят мама и папа! И он снова пойдет в свою школу, в литературный кружок, к Тамаре Степановне. Конечно, он сильно отстал, но быстро наверстает упущенное. Потому что любит учиться, и раньше у него всегда все складывалось!

Железная баночка из-под обувного крема гулко ударилась о бетонный пол, выводя Ивана из блаженного оцепенения.

Самолёт-вертолёт,

Забери меня в полёт!

Толкая перед собой битку, девочка ловко прыгала на одной ноге по нарисованным мелом квадратам. Лена Затеева! Только младше. Первоклашка с бантами в косичках и белом переднике… Да она же умерла…

Воспоминания кладбищенской дискотеки обретали краски и ритм, обволакивая Ивана тяжелым и затхлым духом прелой листвы. Перед глазами проносились яркие вспышки костра и раздираемая о заточенный кол обезглавленная птица.

Такого быть просто не может!.. Иван подался назад, к подоконнику, откуда в комнату проникала узкая полоска холодного люминесцентного света.

– Это, Ванечка, уже есть. И гадать ни к чему, может это быть или не может.

Из сгущавшейся по углам тьмы, из неверной игры светотени, размывающей границы изолятора, голос обретал очертания, наполнялся объемом, густел, перевоплощаясь из звуков в изящные линии сюртука, начищенные до блеска серебряные пуговицы. Еще мгновение – и навстречу Ивану шагнул человек с лицом, закрытым непроницаемой кожаной маской.

– Я знаю… Знаю, кто ты! – исступленно закричал Храмов. – Васька Змей! И кастет с Уроборосом мне специально подсунул! То-то он, как живой, ускользал из пальцев, когда был нужнее всего!

– Так ведь не было никакого кастета! – рассмеялся Змей. – Ты видел только то, что хотел. Придуманный мир подчас реальнее настоящего.

– А как же другие?! Не-ет, тебе меня не одурачить! Я отлично знаю, чем реальное отличается от привидевшегося.

Змей осторожно, словно пробуя на прочность бетонные плиты, медленно двинулся к Ивану, растягивая за собой ставшую вдруг осязаемой тьму. Он погладил по голове беззаботно играющую Лену Затееву. Девочка подняла полные слез глаза, смущенно улыбнулась и дальше поскакала на одной ножке по вычерченным квадратам.

– Остановись! Я даже не верю, что ты вообще есть! – вжимаясь в подоконник, махал руками Иван. – Это бред! Я отравлен лекарствами! Я в коме!

– В меня и не надо, Ванечка, верить. Зверь Жатвы приходит, когда плоды уже созрели, и он собирает свой урожай не там, где сеял, а там, где хочет. Du glaubst zu schiben und du wirst geschoben!

– Не понимаю! – Иван бессильно стучался в забитое фанерой окошко, как обреченная на смерть бабочка. – Ничего не понимаю, что ты несешь!

– Здесь надо иметь терпение и мудрость, Ванюша, – Змей подступил почти вплотную. – «Ты думаешь, что движешь, а тебя самого движут». Так сказано в «Фаусте».

Ранним субботним утром в кабинет охраны мясокомбината грузно ввалился немолодой лысый мужчина в белом халате. Он деловито подошел к дивану, на котором лежала Елизавета Андреевна. Взял за руку и, отсчитав пульс, небрежно бросил:

– Раздевайтесь.

– То есть как? Здесь?

– Раздеться надо по пояс, – врач принялся что-то записывать в пухлый регистрационный журнал. – Боли в груди? Частое сердцебиение, быстрая утомляемость, плохой сон? – он встал из-за столика. – Почему еще не разделись? Я, между прочим, пришел из-за вас в свой выходной.

Елизавета Андреевна поморщилась. Она действительно припомнила, что уже мельком встречала этого странноватого вида «круглого и лысого» врача мясокомбината. Фамилия у него еще такая… Не то Силин, не то Филин…

– Так! Теперь вытяните вперед руки и растопырьте пальцы. М-да… У вас раньше наблюдался тремор?

– Простите, не поняла… Сердце у меня действительно побаливает, еще я стала такой плаксивой… А про тремор…

– Руки, спрашиваю, беспричинно дрожали? Ладно, присаживайтесь. Давление измерим, сердце послушаем. А там и решим, что с красавицей, шляющейся по ночным пустырям, делать станем.

– Я случайно здесь ночью оказалась, – Елизавета Андреевна подставила руку под тугой манжет тонометра. – К сыну спешила, а меня бродячие собаки на пустырь погнали… Очень испугалась, а потом не помню, отключилась…

– Вас чудом мясокомбинатовская охрана заметила. Не то четвероногие друзья человека к рассвету бы вас и доели. – Филин многозначительно посмотрел на нее исподлобья. – Значит, с ночными прогулками у нас все в порядке, а вот давление оставляет желать лучшего… Похоже, голубушка, у вас артериальная гипертония. Раньше были проблемы с сердцем?

– Вроде никогда не жаловалась, – пожала плечами Елизавета Андреевна. – Вот только после смерти мужа… Сходила один раз к кардиологу. Лучше не стало, зато наговорил мне такого!

– Что у вас порок сердца? Кстати, весьма похоже! Симптомы наводят меня на мысль о серьезном поражении митрального клапана сердца. Но в наших условиях это уточнить сложно. Сами понимаете, в такой глуши аппарат УЗИ днем с огнем не сыщешь. Посему, матушка, вам надобно немедля в Пермь.

Елизавета Андреевна встала и, стараясь подавить смущение, принялась поспешно одеваться.

– Вы мне лекарства, пожалуйста, выпишите, – она кивнула на пухлый журнал. – Думаю, регистрировать не надо. Произошедшее со мной – всего лишь результат неблагоприятного стечения обстоятельств. Да и проблема со здоровьем может пока подождать. Сейчас есть вещи для меня куда более важные.