– Твое мнение я выслушал. Можешь быть свободен. – Императору надоел визитер, о чем он явственно сообщил, и хоганов дланник поспешил воспользоваться возможностью удалиться.

* * *

Вассария чувствовала себя еретиком, которого пытаются впихнуть в «железную деву», так любимую некоторыми палачами. Клеть из стальных обручей, вшитых в чехол из ткани. Кто придумал назвать ее вердугадо? Нижняя юбка, будто здоровенный церковный колокол – такая же объемная и неподъемная, пристегивалась к лифу, что вклинивался своим острым мысом в волны ткани, словно киль фрегата в морской вал. Лиф же настолько сильно сдавливал ребра, что любой вдох казался девушке сущим мучением.

– Потерпи еще немного. – Эрден с силой затянул шнуровку и застегнул вверху фиксирующий крючок. – Все.

Илас, участвующий в процедуре одевания в качестве стороннего зрителя, критически осмотрел платье, которое полагалось надеть поверх вердугадо и корсета.

– Не влезет. Затягивай сильнее! – Его вердикт вызвал сдвоенный стон и палача, и еретички.

Леш, хрупающий яблоко в углу, от комментариев воздержался.

– Ты уверен, что это лучший план? – Васса попыталась отговориться от сомнительной участи быть расплющенной корсетными ребрами.

– Не лучший, а единственный, – поправил Эрден, берясь вновь на шнуры корсета, как кучер за вожжи. – Поехали, выдох!

Илас, засучив рукава рубашки, подошел к дознавателю:

– Давай вместе!

Мужчины в четыре руки начали шнуровку по новой. После того как результат работы был зафиксирован, и Вассе вновь разрешили дышать, с первым же глотком воздуха девушка выдала прямую цитату из приснопамятной книжки. Общий смысл сказанного был примерно: чтоб вас… на… в, и между…

Мужчины, не ожидавшие столь бурного выражения благодарности, опешили, Леш аж подавился яблоком и зашелся кашлем, на этот раз исключительно гастрономического свойства.

Илас, отойдя чуть подальше (для лучшего обзора и безопасности – вдруг лицедейка решит помимо слов благодарности еще какую-нибудь увесистую награду преподнести в виде метко пущенного ночного горшка, например), изрек:

– Теперь влезет.

Блондин слегка переоценил возможности девушки: наклоняться Васса теперь не могла, как и нормально дышать. Вытянув руки вперед, она шагнула в верхнее платье, которое мужчины услужливо распахнули перед ней. Целомудренная шнуровка на спине переходила в ряд потайных крючков на юбке. Клеть, железная клеть с бархатным чехлом, внутри которой живой человек. Передвигаться в такой – большое искусство, а делать это изящно – умение, отточенное веками, передаваемое по наследству через голубую кровь. Васса об этом слышала, но все прелести великосветского наряда прочувствовала на своей шкуре только теперь. Девушка с завистью посмотрела на то, как споро одевались мужчины: Илас поверх рубашки накинул жилет и камзол, Эрден же и вовсе ограничился парадной овертуникой, правда, расшитой золотой нитью. Леш, облаченный в тапперт, лишь накинул капюшон.

– И мы вот так просто заявимся в зимнюю резиденцию на прием? – Лицедейка была полна сомнений.

Илас тоже чувствовал себя неуютно, учитывая то, что за ним, благодаря чаяниям отца, велась охота по всей империи.

– Ну, во-первых, мы идем не совсем на прием. Наша цель – личная аудиенция у его императорского величества Ваурия. И, в отличие от голословных обвинений в адрес всерадетеля, у нас есть свидетели, – Эрден кивнул на Леша, – а также доказательства – письма и кулон. Ваурий должен будет что-то предпринять.

– Ну да, отправить нас на эшафот, – проворчал Илас.

– А ты предлагаешь всю жизнь провести в крысячьей норе? – Морозный голос Эрдена отрезвил начавшего закипать блондина, но Илас просто так не сдавал позиций:

– Это нам бегать. Ты-то чистенький… Иди живи, как и прежде.

– Не могу.

– У дознавателей есть совесть, которая гнетет?

– Нет. Просто нужно либо разрубить этот узел, либо постепенно всерадетель затянет свою удавку не только на наших шеях, но и на всей империи с Ваурием во главе.

– Значит, эшафот, – обрубила Васса, загасив уже не в первый раз начавшийся спор. Оппоненты оного перебрали все аргументы, вплоть до кулаков: в тот раз победил Эрден, но фингал сошел быстрее у Иласа.

Друзья, больше не говоря ни слова, вышли из комнаты и направились по лестнице к выходу.

В честной город Эфоп четверка путников прибыла накануне вечером, пройдя с две сотни лин по лихославскому тракту, и расположилась в одном из трактиров средней руки. Не бедняцкие кварталы, но и не элитная ресторация с нумерами. В таких местах останавливались солидные обозники, купцы, вельможи с маленьким титулом и не сильно толстым кошельком. В общем, публика не изысканная, но и не дно нижнего города. В оную весьма успешно влился и прибывший квартет.

Карета, запряженная четверкой гнедых, уже ждала друзей, таких разномастных, но бесхитростных в своем стремлении. Вассария, вышедшая на крыльцо последней, окинула спутников взглядом. В голове девушки невольно промелькнула мысль: «Я – словно бубновая многоликая дама, Леш – юркий, неискушенный валет, Илас – горделивый король, смотрящий на все происходящее в профиль, с надменной уверенностью, Эрден – туз, который един в двух лицах: может быть и единицей и одиннадцатью. Не хватает только десятки, и будет роял флеш, наивысшая из комбинаций. Причудливо судьба тасует колоду карт из людских судеб, однако…»

Кучер, и не подозревавший о том, какие думы посетили прелестную головку юной фьеррины, лениво лузгал семечки, но как только услышал, куда нужно доставить постояльцев, лихо взмахнул кнутовищем и, описав широкую дугу в воздухе, ударил по лошадиному крупу в оттяг, подгоняя то ли себя, то ли лошадей пронзительным свистом. Кони понесли с места, и карета полетела вперед, подскакивая на ухабах ошалелым зайцем.

Возница торопился: прием должен был начаться через две свечи, а это значит, что на площади будет не протолкнуться от карет, если он хоть чуть замешкается в дороге. Попадешь в этакую толчею – больше ни гроша за вечер не заработаешь. А у него еще два заказа: не все знатные-благородные могли себе позволить содержать собственный экипаж. Некоторые семьи (в основном проигравшиеся или спустившие все состояние и жившие в долгах, как в топком болоте, из которого не выбраться, как ни пытайся) арендовали кареты на выезд. Вот и торопился молодчик, свистел кнутом, понукая псевдогнедых. На самом деле лошади были разной масти, но хозяин решил их покрасить в один колер для пущей важности и «респекту».

Вассария, едва успевшая сесть, от столь резвого старта не удержалась на сидении и упала бы, не подхвати ее вовремя Эрден. Дознаватель прижал девушку чуть крепче, чем этого требовалось для простой помощи.

– Кажется, скоро я приобрету недурственное умение ловить тебя в карете, – промолвил он с печальной усмешкой.

Девушка поймала себя на мысли, что хотела бы видеть на его лице не такую улыбку, сплющенную и помятую, а просто радостную, счастливую. Просыпаясь в постели, вдыхать аромат, его аромат, в котором тонкие нотки кедра перемежались с запахом корицы, едва уловимые, но такие… свои, родные. Когда они успели стать такими? И, главное, почему? Не тогда, когда Эрден спас ее от летящего ножа, пущенного одним из шайки шулеров в таверне при их первой встрече, и не тогда, когда помог улизнуть из-под носа отчима. Вассария перебирала воспоминания, как бусины на четках, в попытке определить ту самую точку невозврата чувств. И поняла: ощущение, что Эрден – именно ее мужчина, пришло тогда, когда он разрешил ей расправить крылья, взлететь, поверить в себя, пусть и ввязавшись в эту авантюру со всерадетелем. Ведь даже самой себе Вассария боялась признаться, что больше всего она опасается потерять свободу. Для девушки не было страшней тюрьмы, чем та, чьи стены слагают самодурство, власть и непоколебимое слово мужа, который даже не пытается ее понять. А Эрден… С ним было легко, он словно понимал каждое слово, которое она не сказала, оберегал ее, но позволял летать.