Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чино, приехавший в багажнике машины Ранджита вместе с Ракой и тетушкой Лилой, все это время бродил по саду и лакомился всевозможными вкусными сладостями и фруктами, расставленными на низких столиках. Он уже успел подружиться с Пепло, и тот показал ему, как играют в пинг-понг. Затем они подошли к двери, ведущей в холл, и увидели все, что там происходило.
Когда полицейский «Джип» скрылся за поворотом, Ранджит открыл дверь голубого «Форда», нанятого им для своей «операции», и сел рядом с шофером.
Чино, приоткрыв багажник, ловко проскользнул внутрь и мягко прикрыл над собой крышку.
Глаза Лилы блуждали по лицам гостей.
Гупта, Рави и его родители подошли к ней. Алака взяла ее за руку:
— Успокойтесь, госпожа, в полиции быстро разберутся в этом недоразумении. Вот господин Гупта, — и она жестом указала на побледневшего Гупту, который стоял рядом с ней, — он адвокат и поможет вам. Успокойтесь!
Немного опомнившись, Лила обвела взглядом присутствующих и вдруг на стене увидела огромный портрет. На нее смотрели Рао и Лолита — родители Гиты. Ноги у нее подкосились, и она, поддерживаемая Рави и Гуптой, лишилась чувств.
Ее осторожно уложили на диван.
— Откройте двери! — велел Рави.
— Господин Бадринатх, хотя нет, — и Рави быстро поднялся наверх. Минуту спустя он вернулся с небольшим пузырьком в руке, откупорив его, он поднес нашатырный спирт к ноздрям побледневшей Лилы. Затем пощупал пульс. Еще минута-другая — и Лила пришла в себя.
— Бедняжка! Надо же такому случиться! Ее дочь арестовали! — сочувственно прошептала Алака.
Указывая взглядом на портрет, Лила произнесла еле слышно:
— Это ее родители…
— Как ее родители? Чьи? — спросил Бадринатх, поправляя очки дрожащей рукой.
Гупта и Рави одновременно взглянули на портрет в золоченой раме.
С портрета на Рави смотрел молодой красивый мужчина с благородными чертами лица. Его взгляд был светлым и проницательным. Рядом с ним — молодая прелестная женщина с большими, полными юного очарования глазами Зиты.
— О, Боги! — воскликнул Рави и схватил Гупту за руку, — на меня смотрят Зита и Гита!
— Что с тобой, Рави? — забеспокоился его друг.
— Ты посмотри повнимательней, на портрете изображен лик в трех лицах! — взволнованно сказал Рави.
Все присутствующие, как зачарованные, смотрели на портрет.
— Господа, — вдруг громко произнесла Лила, и по ее лицу градом потекли слезы.
— Успокойтесь, успокойтесь! Не надо слез! Все уладится, — уговаривал ее Бадринатх хриплым голосом.
— Я простая цыганка, я… я… — приложив руку к сердцу, продолжала, глотая слезы, Лила, — я должна сознаться.
— В чем, тетушка? — пристально посмотрел на нее Рака.
— Обе девочки ведь родились в моем доме.
— Ваши девочки? Какие ваши девочки? — изумленно спросила Индира, почувствовав слабую надежду на разрешение загадки.
Господин Чаудхури, Алака, Гупта, Рави и несколько его родственников, придвинув кресла, сели рядом.
— Не закрывайте дверь! — повторил Рави, то и дело входившим и выходившим гостям.
— Гита родилась у меня.
— Мы охотно вам верим, госпожа, что ваша Гита родилась у вас, но где же наша Зита? — вставила Индира и обратилась к сыну: — Бадринатх! Где же наша Зита?
— Успокойся, мама, в полиции разберутся. Туда поехал Ранджит.
— Но Гита родилась не одна, — продолжила Лила и испуганно посмотрела на Индиру и Бадринатха.
— Как это не одна? — удивился Бадринатх.
— Родители Гиты, что на этом портрете, — Лила снова подняла на портрет глаза, — заехали к нам, то есть ко мне и моему покойному ныне мужу, и попросили прибежища: молодая госпожа, что на портрете, должна была вот-вот родить. Пока ее супруг ходил за врачом, она родила двух девочек-близнецов. Я принимала у нее роды.
Лила замолчала, переводя дыхание. В холле стояла тишина, и только со двора и из сада доносились смех и шум веселящихся гостей.
— Что же было дальше, тетушка? — тревожно спросил Рака.
— Да, продолжайте, прошу вас, — нетерпеливо поддержал его Бадринатх.
Рави тоже хотел задать ей вопрос, но промолчал, соблюдая этикет: первое слово предоставлялось старшему.
— Да, я знаю, что Рао и Лолита приехали с уже родившимся младенцем — девочкой, которую мы и назвали Зитой, — твердила Индира.
— Брат говорил мне, что им пришлось тогда пережить… Кажется, в тот день, когда родилась Зита, была страшная гроза и ливень, — вспоминал Бадринатх.
— Боже мой! — вздохнула Каушалья.
— Да, я совсем забыла сказать, что, действительно, была ужасная гроза и ливень и что у этих господ, что на портрете, испортилась машина.
— Точно! Машина испортилась, хотя нет, — бензин кончился, — заикаясь, подтвердил Бадринатх.
— И я, грешница великая, совершила поступок, за который мой муж очень ругал меня… Я… я… — и, зарыдав, Лила закрыла лицо руками.
Рави подошел к ней:
— Успокойтесь, госпожа, не надо волноваться! Это, как говорится, дела давно минувших дней. А нам интересно знать правду. Что же произошло на самом деле? Помогите разобраться всем нам и вам тоже. Не надо плакать, соберитесь с духом. Здесь все свои и хорошо к вам относятся.
— Но вы ведь сказали, что вы — мать Гиты, — неуверенно произнесла Индира.
— У нас с мужем не было детей. Господь не посылал нам ребенка. Я была молода, глупа и оставила у себя одну из девочек… И назвала ее Гитой.
Сквозь штору в холл ворвался яркий луч закатного солнца; он упал на портрет и, изогнувшись, задрожал на мраморной столешнице низкого стола.
— Все годы, — продолжала Лила, — я искала родителей Гиты, убедившись, что не смогу дать ей достойное воспитание, я, бедная цыганка. Но не нашла их. Они не оставили ни имени, ни адреса, ведь все произошло так неожиданно…
— Да, я вспомнил: после этих событий брат несколько раз был в храме. Он говорил мне, что ходит туда помолиться за бедных людей, которым он обязан благополучным рождением Зиты, и просить Бога, чтобы он даровал им ребенка, — оживился Бадринатх.
— Мой муж просил господина об этом, отказавшись от денег, которые тот предложил ему.
— Значит, Зита и Гита — сестры-близнецы?! — воскликнула потрясенная Индира.
— Да! — тихо подтвердила Лила, — я везде искала родителей Гиты: и у богатых отелей, и на рынках, и в парках, и в богатых кварталах, но ни разу мне не повезло! И вот… Господи! Расплата наступила! Моя Гита в тюрьме!
— Успокойтесь, госпожа, ведь Гита и наш ребенок, наша с вами дочь, — сказал Бадринатх.