Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Швед склонил голову в знак согласия:
— Разумеется. Ведь невозможно завоевать женщину, которой ты не по сердцу.
— Думаю, большинство мужчин с вами не согласились бы. А как же завоевание возлюбленной? Убитые драконы и всё такое?
Доктор Улаффсон снисходительно усмехнулся.
— Мудрый человек знает, что всё это — литературные фантазии. На самом деле, настоящая симпатия обнаруживается сразу, в первые же мгновения, когда мужчина и женщина видят и слышат друг друга. Тут всё: и внешность, и взгляд, и голос, и жесты, и мимика играют роль. Если же совпадения не происходит, — швед развёл руками, — остаётся только осада крепости, а это подходит лишь змеям.
— Какова же роль женщины? — спросила Рессенс. — Надеяться, что приглянувшийся мужчина выберет её?
— Мудрость женщины заключается в том, — наставительно сказал доктор Улаффсон, — чтобы позволять мужчине верить в драконов и быть рыцарем.
На том разговор и кончился. Я потом обдумывал теорию шведа и решил, что в ней много верных замечаний и вообще здравого смысла. При случае можно, пожалуй, расспросить доктора подробнее — глядишь, для себя что-нибудь полезное узнаю.
Глава 51
Компаньонка Рессенс и Люст сидели за отдельным столиком и в беседах своих спутников участия не принимали. Друг с другом тоже не разговаривали: Лиза хотя и знала по-немецки, всё больше молчала, опустив глаза, а телохранитель, кажется, вообще испытывал к ней какое-то брезгливое отвращение. Зато со мной, когда они сидели в купе, всячески старался наладить разговор. В конце концов, пришлось взяться за штудирование разговорника, и к концу третьего дня пути мы уже могли худо-бедно переговариваться — конечно, только по книжкам. Люст старательно поправлял моё произношение и вообще оказался не таким уж сухарём. Только иногда смотрел как-то странно и душился немилосердно. Похоже, он прихватил в дорогу немалый запас парфюма. Рессенс однажды даже принюхалась и сказала телохранителю что-то резкое, отчего тот покраснел. Оказалось, он и на это способен. Чудеса!
Я спрашивал о том, кем немец был до того, как получил должность у Рессенс. Тот сначала отговаривался, а потом признался: служил у одного остзейского барона егерем. А ещё раньше — в армии, но уволился из-за разногласий с командованием.
— Вы ведь у Мэри телохранителем? — спросил я.
— Йа! — кивнул Люст. — Охрана.
— И долго будете? Неужели вам, военному человеку, нравится… такая работа?
Немец подумал секунд десять. Потом ответил, доверительно понизив голос:
— Я имею мечта. Копить деньги и один день ехать в Китай.
— В Китай?! — поразился я. — Господи, да зачем в такую даль-то?!
— Хочу смотреть чудо сфета. Цветные горы. Называются Чжанъе Данксиа, — с благоговением чётко выговорил Люст. — Профинция Ганьсу. Я сесть на большой теплохот и плыть туда.
— Они действительно цветные? — усомнился я: может, немец неправильное слово подобрал?
— Йа! — уверенно кивнул Люст. — Голубые... красные… шолтые… зелёные… синие… лилофые, — шелестел он страницами разговорника. — Много полоски — как ратуга! Так соединились горные породы.
Мне было трудно поверить в то, что описывал немец. Нет, таких скал в природе положительно быть не могло. Но спорить, конечно, не стал: кто же говорит человеку, что сомневается в его мечте? Хоть Люст и мой сторож, я не так жесток.
Обсуждали и литературу.
— Вам нравится? — спросил однажды Люст, имея в виду сочинения Уайлда. В руках он держал небольшой томик в кожаном переплёте. — Ваш великий поэт, верно?
— Не читал, — признался я. — Стоящая вещь?
Немец даже закатил глаза от восторга.
— Портрет Дориан Грей! — сказал он. — Я читаль второй рас. Прекрасный роман! Ви долшен прочесть. Даше странно, што не читали. Я думаль, все англичане обожать Оскар Уайльд.
— Что ж, может, однажды и осилю, — ответил я, конечно, ни о каких портретах читать не собираясь.
Тем более, англичанин я весьма относительный.
— Почему вы путешествуете поездом? — задал я давно интересующий меня вопрос. — Ведь быстрее доплыть до Лондона, а оттуда уже по железной дороге до Ковентри. И обратно так же, только наоборот.
Люст развёл руками:
— Госпожа Рессенс не любить плаваль. Боится большой фода фезде фокруг. Толька поезд!
Я понимающе кивнул. Значит, фобия. Интересно, откуда взялась.
Нужно улучить момент и поговорить с Рессенс относительно поселения в Амстердамской гостинице. Я всё прикидывал, как объяснить своё желание не посещать клинику её брата, когда проблема разрешилась сама собой: женщина зашла ко мне в каюту, села напротив и сказала, беря быка за рога:
— Завтра приедем в Амстердам и на первое время расстанемся. Мы поедем к Теду (я уже знал, что так зовут «медведя»), а ты — в гостиницу «Герцогиня». Люст тебя поселит и уедет. Останешься один, но не рассчитывай, что сможешь тут же смыться, наплевав на все наши соглашения.
Я попытался сделать оскорбленное лицо, но Рессенс на это не обратила ни малейшего внимания.
— Мы уже приняли меры к тому, чтобы договор ты исполнял неукоснительно, — продолжала она. — Инструкции получишь вечером, я сама к тебе заеду, так что изволь быть на месте. Деньги тоже привезу.
— Какие меры? — насторожился я.
Рессенс смерила меня холодным взглядом.
— У нас в Лондоне есть надежные люди, и им было нетрудно выяснить истинное положение вещей. Вы, господин Блаунт, оказывается, известная личность. Да-да, теперь мне известно, кто вы на самом деле. Детектив. Скандальный, причём. Вдобавок, аристократ. Плюс эти ваши фокусы с магией. Странное сочетание, но не мне судить… Важно другое: какие бы отношения у тебя ни были с отцом, кровь не водица. И нам известно, кто твои родственники. А вот ты о нас почти ничего не знаешь. Насколько длинные у нас руки? До кого мы можем дотянуться? Что молчишь?! — Рессенс усмехнулась. — Удивлён? Думаешь, только у вас в Секретной службе умные головы сидят?
Значит, меня до сих пор держат за агента внутренней разведки. Думают, что перекупили шпиона.
— О каких мерах вы говорите? — спросил я.
— Если мне покажется, что ты ведёшь двойную игру, кто-нибудь из твоих родственников умрёт, — прямо ответила Рессенс. — Не знаю, отец, брат или ещё кто-нибудь, но это случится.