Без тени смущения Вера самостоятельно скинула в гардеробе теплый жакет, отчего совсем превратилась в спичку, и, пройдя в зал, выбрала столик рядом с окном, хотя Ванзаров предпочел бы сесть как можно дальше от улицы.

Официанты и буфетчики откровенно посматривали на странную компанию и посмеивались. Родиону Георгиевичу от неловкости захотелось бросить все и уйти, но Лебедев мягко попридержал его за локоть.

Подошел официант в благородном черном сюртуке, из-под которого спускался крахмально-белый фартук, и, не скрывая наглой улыбки, предложил карту напитков.

— Вера, что желаешь? — спросил светским тоном Лебедев.

— Я бы предпочла саке, но у них ведь нет? — хмыкнула российская суфражистка.

— Не держим-с! — гордо ответил официант, поправив идеальную белую бабочку.

— Тогда абсент, — недовольно заявила Вера и отвернулась к окну.

Лебедев заказал себе и Ванзарову кофе с коньяком.

В зале появился Джуранский. Когда ротмистр увидел, с кем сидит его начальник, то замер от удивления, но тут же отвел взгляд и сел за соседний столик так, чтобы держать под контролем входную дверь.

Официант поставил изящные кофейные чашечки и бокал с зеленой жидкостью, а также лопатку и сахарницу с горкой колотого сахара. Дама решительно кинула рафинад в бокал, с треском размешала и сделала большой глоток. Потом вытащила серебряный мужской портсигар, зажала в зубах папироску, чиркнула спичкой и, затянувшись, мило выпустила в сторону Ванзарова струю дыма.

— Ну, мужчины, о чем молчим? — процедила она.

— Вера, у нас к тебе важное дело, — начал Лебедев.

— Ну да… — Герцак вновь пыхнула дымом на сыщика. — Курильный салон ищете…

— Нам нужно найти тех, кто регулярно употребляет опий, — вежливо поправил Ванзаров.

Герцак неприятно усмехнулась.

— Полицейские хотят попробовать опий! Вот это да! — она сделала очередную глубокую затяжку.

— Вера, я же тебе все объяснил… — произнес Лебедев с легким укором.

— Аполлоша, не нервничай! — Вера затушила окурок о пепельницу, которую успел подставить официант. — Вы, мужчины, такие нежные и нервные — даже смешно!

— Вера!.. — укоризненно покачал Лебедев головой.

— Аполлон, помолчи! — сурово сказала она. — Я вот узнать хочу, раз довелось с полицейскими общаться. Вы, Ванзаров, слышали о таком Фандорине? Что про него думаете?

— В Департаменте полиции у него отменная репутация, — спокойно ответил Родион Георгиевич.

— А могли бы с ним познакомить? — с интересом спросила Вера.

— К сожалению, мы не знакомы… Я бы…

— Подождите, Ванзаров! — Вера отодвинула в сторону полупустой бокал абсента. — А что вы думаете про его методы?

Вопрос был совершенно неожиданный. Видимо, барышня в свободное от борьбы за женскую независимость время увлекалась чтением криминальных хроник.

— Господин Фандорин много сделал для сыска. Его заслуги безусловны. Но сейчас новое время, все быстро меняется… — Ванзаров тщательно подбирал слова. — Его методы несколько устарели. Правда, Аполлон Григорьевич?

Лебедев пробурчал что-то невнятное.

Ванзаров никогда бы не признался, что лет пять назад, только поступив в сыскную полицию, он с трепетом и надеждой написал Фандорину письмо. Родион Георгиевич надеялся, что известный сыщик поделится крупицами бесценного опыта. Но проходила неделя за неделей, а ответа так и не было. И лишь через два месяца Ванзаров получил краткое письмо, в котором Фандорин сообщал, что ничем не может быть полезен молодому коллеге, и пожелал ему всяческих успехов. Родион Георгиевич нешуточно обиделся. Он поклялся, что добьется успехов более значительных, чем этот признанный гений.

— А вот говорят, у Фандорина слуга — японец. И вообще он необычный человек, увлекается, как говорят англичане, хобби! — глаза Герцак зажглись любопытством.

— Я тоже имею… хобби, — спокойно сказал Ванзаров.

— Это какое же? — Вера ядовито улыбнулась.

— Уголовный сыск — мое самое большое хобби, — жестко ответил Родион Георгиевич.

Лебедев предупреждающе кашлянул.

— Глупость! — Вера недовольно фыркнула. — Надо увлекаться чем-то особенным, восточным, да хоть японским!

— Зачем же? — с ледяной выдержкой спросил Ванзаров.

— Нам всем надо учиться японской культуре! Какая тонкость, какая изысканность во всем! Гармония человека и природы!

— Не люблю я все эти восточные штучки, — медленно ответил Ванзаров. — Особенно японские. И раньше не любил, а уж как началась война… Да и что в японцах хорошего? Едят бог знает что. Ходят в халатах. Дома из бумаги строят…

— А самурайских дух, а кодекс чести воина? Это же прекрасно! — Вера сцепила худые пальцы. — Если князь самурая погибает, самурай убивает себя. Нам бы такую преданность и верность!

— Знаете, барышня, — процедил Ванзаров, из последних сил сдерживаясь. — Русский офицер, конечно, не самурай, но, что такое честь и верность, он хорошо знает. А уж погибать из-за бездарных генералов, которые и его, и простых солдат считают пушечным мясом, этого сколько угодно! Во всех войнах примеры найдете. И заметьте, никто из этого культа не делает.

Официанты и буфетчики с интересом прислушивались к разгорающемуся спору. Лебедев дергал коллегу за край пиджака, но Ванзаров уже завелся.

— А как же высокая культура японцев? — пробасила Герцак.

— А вы почитайте газеты, как эти господа с высокой культурой недавно вырезали обоз раненых казаков, которые даже шашку поднять не могли! И ведь мало культурным японцам, что резали беспомощных. Они солдатикам нашим, еще живым, уши отрезали и в рот запихивали. Как вам?

— Это война! Наши тоже не ангелы!

— Конечно, не ангелы. Только не люблю, когда образованные люди делают из чужого теста русский хлеб. Пусть японцы живут, как им Бог положил, по-японски. Хотят — животы себе режут, а хотят — под цветущими вишнями сидят. Я ведь не против. Только и мы будем жить по-своему.

— Конечно! В русской грязи, пьянстве и рабстве! — Вера показала рукой на притихших официантов.

— И это есть! — решительно наступал Ванзаров. — Грязь, сколько мне Господь сил отпустит, я выметать буду. С рабством — сложнее. А вот насчет пьянства — без этого нельзя. Во-первых, очищение организма. Во-вторых, средство от холода. А в-третьих, если бы не пьянство, как бы русский мужик, загнанный в состояние бесправной скотины, смог бы остаться человеком?

— Ванзаров! Да вы революционные идеи проповедуете! — понизив голос, с некоторым удивлением сказала Вера.

— Нет у меня никаких идей, барышня. Мне идеи по должности не положены!

— Так как же вы…

— А вот так! — Ванзаров стукнул кулаком по столу. Бокал с абсентом задрожал, чашечки жалобно звякнули. — Я, коллежский советник, чиновник особых поручений Департамента полиции, на самом деле такой же мужик. Вся разница — в годовом жалованье и чистом пальто. Но что такое долг и честь, я хорошо знаю. И если придет час умереть за Россию, смогу это сделать не хуже вашего самурая. И водки люблю выпить. Особенно с мороза.