Сотрудник турагентства сочувственно потрепал его по плечу.

— Надеюсь, в этот раз я смогу вам помочь, — сказал он. — Но помните, у нас пристойное агентство. Зарубите это себе на том, что у вас за ширинкой. Как говорит моя девчонка, следите за тем, чтобы не выколоть кому-нибудь глаз. — Он громко расхохотался, радуясь своей грубой шутке. — И вы еще торгуе-, те очками,черт побери!

— Мы предпочитаем называть наше заведение «центром зрения», — ледяным голосом ответил Джэнсон, входя в роль гордого владельца магазина. — Вы уверены, что у меня не будет никаких проблем в Стэнстеде?

— Именно это я и пытаюсь вам втолковать, — понизив голос, сказал директор тура. — Никаких проблем. «Холидей экспресс» позаботится обо всем. Вы меня поняли? Мы вам поможем.

Джэнсон с признательностью закивал. Однако он понимал, чем в действительности объясняется это неожиданное проявление альтруизма: нежеланием давать ход заявлению пострадавшего туриста. Хитрость Джэнсона, как и предполагалось, связала турагентство по рукам и ногам: его представители ввели в заблуждение пограничную службу Великобритании, официально сообщив, что некий Ричард Кавеноу, проживающий в Аксбрижде, в доме 43 по Калверт-лейн, прибыл в Соединенное Королевство. Единственный способ избежать тщательной проверки деятельности агентства, сопряженной с возможной потерей лицензии, заключался в том, чтобы посодействовать упомянутому Ричарду Кавеноу действительно прибыть в Соединенное Королевство, причем без ненужной бумажной волокиты, которая могла бы породить неприятные вопросы насчет небрежного ведения дел. Временные документы, которые выписал Джэнсону щуплый директор тура — «Срочная перевозка — сотрудник авиакомпании», — были довольно грубым средством, как правило, предназначавшимся для отправки больных, однако поставленную задачу они должны были выполнить. «Холидей экспресс» замнет это досадное недоразумение, и Дики Кавеноу к ужину уже будет дома.

Протягивая Джэнсону желтовато-оранжевые листки, директор тура фыркнул:

— Сразу же отключились и ничего не помните, да? Так горько, что хочется расплакаться, правда?

Небольшой чартерный самолет доставил их в Стамбул, где после двухчасового ожидания они пересели на большой чартерный лайнер, который должен был перевезти три экскурсионные группы агентства «Холидей экспресс» в аэропорт Стэнстед, расположенный в северном пригороде Лондона. В каждом месте пересадки мнимый Кавеноу размахивал своими желтыми листками, полученными в Измире, и сотрудники турагентства лично сопровождали его на борт самолета. Судя по всему, из центрального управления поступило распоряжение следить за этим остолопом в оба, иначе будет плохо.

Перелет продолжался три часа, и владелец магазина оптики из Аксбриджа, подавленный своим незапланированным приключением, держался замкнуто. Его несчастный вид сразу же обескураживал любые попытки завязать разговор. Те немногие, кто что-то слышал о случившемся, видели перед собой лишь угрюмого бизнесмена, дающего себе зарок оставить свои любовные похождения на Востоке.

Где-то над Европой Джэнсон, закрыв глаза, задремал, а затем даже позволил себе провалиться в сон, хотя он и знал, каких призраков прошлого это разбудит.

* * *

Это происходило тридцать лет назад, но это было сейчас. Это происходило в далеких джунглях, но это было здесь. Джэнсон вернулся после стычки у Нок-Ло и, не умывшись и не переодевшись, сразу же направился в палатку к Демаресту. Ему передали, что лейтенант-коммандер хочет немедленно его видеть.

В одежде, покрытой грязью и кровью, Джэнсон стоял перед Демарестом, задумчиво сидевшим за письменным столом. Из небольших колонок звучала средневековая хоровая музыка — чарующая своей простотой неторопливая последовательность звуков.

Наконец Демарест поднял взгляд.

— Ты понял, что там произошло?

— Сэр?

— Если для тебя в этом нет никакогосмысла, значит, это произошло напрасно. Но ты не захочешь жить в такой вселенной. Ты должен найти в случившемся какой-то смысл.

— Сэр, как я вам уже говорил, похоже, чарли нас ждали.

— По-моему, это очевидно, ты не находишь?

— Сэр, вы... вы... нисколько не удивлены.

— Удивлен? Нет. Это была моя гипотеза — предположение, которое я проверял. Но мне нужно было знать наверняка. Нок-Ло, помимо всего прочего, стал своего рода экспериментом. Планируя операции вместе с представителем армии Южного Вьетнама, какие последствия можно ожидать? По каким каналам информация попадает к повстанцам? Есть только один способ проверить догадку. И вот теперь мы кое-что выяснили. Перед нами враг, настроенный уничтожить нас, стереть с лица земли — настроенный сердцем, душой и телом. Ну а что на нашей стороне? Кучка попавших сюда неизвестно какими путями бюрократов, считающих, что они по-прежнему работают в Управлении ресурсами бассейна Теннесси[24]. Несколько часов назад, сынок, ты едва не расстался с жизнью. Чем был для тебя Нок-Ло, поражением или победой? Так сразу и не ответишь, правда?

— Сэр, на победу это совсем не похоже.

— Как я уже сказал, Хардэвей погиб потому, что был слабым. Ты выжил, как я и был уверен, потому что ты сильный. Сильный, каким был твой отец — если не ошибаюсь, он был во второй волне при высадке на Красный берег. Сильный, каким был твой дядя, скрывавшийся в лесах и оврагах Сумавы и убивавший офицеров вермахта из старого охотничьего ружья. Никто не сравнится с ними в безжалостности — с этими партизанами Восточной Европы. У меня у самого был такой дядя. Война показывает нам, кто мы такие, Пол. Надеюсь, сегодня ты узнал кое-что о себе. Кое-что такое, что я увидел в тебе еще в лагере Литтл-Крик.

Лейтенант-коммандер Алан Демарест протянул руку к затрепанной книге, лежавшей на столе.

— Ты давно перечитывал Эмерсона?[25]Хочу прочесть тебе один отрывок.

Он начал читать вслух:

— "Великий человек всегда хочет стать маленьким. Почивая на мягких подушках благоприятного положения, он засыпает. Но когда его толкают, мучают, бьют, у него есть шанс чему-то научиться: он должен шевелить мозгами, чтобы выжить; он набирается опыта; узнаёт о своем незнании; исцеляется от безумства тщеславия". По-моему, в старине Ральфе Уолдо что-то есть.

— Я с вами согласен, сэр.

— Поле боя — это также испытательный полигон. Это место, где человек погибает или рождается заново. И не отмахивайся от этих слов как от простого образного выражения. Ты никогда не говорил со своей матерью, каково ей было рожать тебя? Женщины постигают эту истину — для них их жизнь, жизнь их родителей, родителей родителей, жизнь всех людей на планете за десятки тысяч лет сосредоточивается в одном мокром, пищащем, трепещущем комке. В родах нет ничего красивого. Девятимесячный переход от наслаждения к боли. Человек рождается в море околоплодных вод, разорвавшихся тканей, кала, мочи, крови; и ребенок — это ты. Мгновение невыносимых мук. Да, роды — страшная штука, потому что именно боль — это то, что составляет их смысл. И вот я смотрю на тебя, заляпанного вонючими внутренностями другого солдата, гляжу тебе в глаза и вижу человека, родившегося заново.