– Хорошая хворь, – одобрил Стас. – Удобная!

Хоть Николай меня еще раз и заверил в том, что ничего родителям не угрожает, мне всё равно за них было боязно. Но в городе им точно будет безопасней, чем рядом со мной, потому, наверное, я так и поступлю.

Что хорошо в родительской даче, так это ее расположение. Солнышко только-только закрепилось на небе, поливая яркими летними лучами божий мир, а мы уже вовсю колесили по узеньким поселковым улочкам, причем перед этим даже успев заскочить в круглосуточный придорожный маркет, где накупили с запасом еды и пива. Ну и водочки взяли пару пузырей. Лучше пусть будет. Например, как антисептик. Да и шпикачек мы взяли три упаковки. Не с пивом же их употреблять?

– Как сказал бы мой родитель – социалистический реализм, – сообщил мне Стас, обозрев родительские загородные хоромы. – Как по мне – лучший дачный вариант, сам в таком произрастал в школьные годы чудесные. В доме всегда прохладно, и пахнет правильно – деревом, яблоками и мышами. Ароматы детства. Давай, растопыривай ворота, машину внутрь загоним, нечего ей на улице стоять. Если тут местная шантрапа такая же, какими мы с тобой были, то от нее чего угодно ждать можно.

Сыскарь даже завтракать не стал, он почти сразу завалился на облюбованную им тахту, стоящую на первом этаже, засунул длинноствольный, явно не табельный пистолет под подушку и заснул. Спал он как младенец, без храпа и рыка, знай только посвистывал тоненько носом, словно в соломинку дул. И лицо, обычно жесткое, не сказать жестокое, стало почти мальчишеским. Мы же с ним ведь ровесники, если не ошибаюсь?

Да и я решил составить ему компанию. Поспать надо обязательно, после такой ночи нервам разрядка нужна, они не канаты, могут не выдержать. Вот только сначала Ряжской позвоню. Не угомонюсь я, пока с ней не пообщаюсь.

– Миша умер, – сняв трубку после первого же гудка, без приветствия сообщила мне Ольга Михайловна. – Представляешь, Саша? Сегодня ночью.

– О как, – отозвался я, данной новости совершенно не удивившись. Этого следовало ожидать. – И от чего?

– Не знаю пока, – всхлипнула женщина. – Буквально десять минут назад звонила Роза, его жена, она и сообщила. Мы с ней хорошо знакомы, еще с девяностых. Не буду же я у нее детали выведывать? Не по-христиански это. И Виктора никто найти не может.

– Кого? – насторожился я.

– Витю, – повторила Ряжская. – Который вчера с нами в ресторане был. Ты забыл, что ли?

В общем, все вчера видели Виктора, кроме меня, как я и предполагал. Черт, хорошее заклинание есть у колдуна в арсенале, позавидовать можно. Вот бы такое выучить! Только это вряд ли. И делиться он со мной им не станет, да и не смогу я его воспроизвести. Я ведьмак, а не практикующий маг, тут особый дар нужен, которого у меня нет и не будет. По Покону не положено.

– Стало быть, информация, что я добыл, теперь стала никому не нужной трухой. Обидно. Столько трудов псу под хвост.

– Боюсь, что да, – подтвердила Ольга Михайловна. – И это еще одна печаль для Розы. Если Виктор не появится, то она без копейки остаться может, штрафные санкции за невыполнение договора никто ведь не отменял. Хотя надо бы его посмотреть. Может, там какой форс-мажор предусмотрен, может, потянуть получится. Тогда и твоя информация понадобится. Да, половину гонорара я тебе, конечно же, отдам, а вот со второй придется подождать.

– Само собой. Ну не зверь же я дикий, все понимаю.

– Саша… – Голос женщины прозвучал необычно робко. – Только не обижайся, но я не могу не спросить. Ты точно тут ни при чем?

– Нет, – твердо заявил я. – Сами рассудите – какой мне смысл гробить собственного заказчика? Изюм в чем?

– Просто я не верю в совпадения, – пояснила Ряжская. – Особенно когда они каким-то образом связаны с тобой.

Я всегда говорил, что она умная женщина. С первого дня. Выводы-то почти верные, только в деталях маленько ошиблась.

– В этот раз вы ошиблись, – по возможности мягко заверил я ее. – Это просто случайность, которая не имеет никакого отношения к закономерностям.

– Знаешь, о чем я думала перед тем, как ты позвонил? – произнесла Ряжская. – О том, что, может, зря я тогда в банке не дала ход твоему заявлению об увольнении.

– В чем же дело? – удивился я. – Оно лежит у вас в клатче. Достали, завизировали да и переслали в банк с курьером. Дмитрий Борисович человек исполнительный, к тому же не приветствующий хаос и рефлексию во вверенном ему учреждении, потому с огромным удовольствием он отправит данный документ по инстанциям. День-другой, и дело в шляпе, мы разойдемся с вами, как в море корабли.

– И эта мысль мне тоже не нравится, – вздохнула Ряжская. – Почему – не скажу, но не нравится, и все. Ладно, надо собираться. Жизнь, смерть, цунами, техногенные катастрофы – это все лирика, которая хороша в меру. А вот бизнес пренебрежительного отношения к себе не терпит, он и отомстить может.

– Звериный оскал капитализма, – вспомнился мне лозунг из каких-то древних журналов, которые я в детстве листал тут, на даче. Они и по сей день на чердаке валяются. – Удачи!

– Когда за деньгами заедешь? – как бы между прочим спросила Ряжская.

– При случае. Я заранее позвоню, вы не волнуйтесь.

– Была охота, – фыркнула она, и связь прервалась.

Веселые дела. Я хотел было сообщить о произошедшем Нифонтову, да тот оказался недоступен. Тогда я просто написал ему смску, после, по уже устоявшейся привычке, практически на автомате, воткнул ведьмачий нож в дверную притолоку, поднялся на второй этаж, где мигом и заснул, как только щека коснулась подушки.

Из забытья меня вырвал сигнал будильника, который я, поднимаясь наверх, поставил на четыре часа дня.

Война войной, но мандрагыр мне все равно нужен. И сегодня тот самый день, когда его брать лучше всего. Я бы даже на сон плюнул и поперся в лес прямо с утра, но в заметках Филофея, одного из моих предшественников, жившего на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого веков, было четко сказано: «брать корень сей потребно ближе к закату, когда он того уже не ждет, и в землю, подобно червю, не уйдет».

Филофей, судя по записям, был ведьмак обстоятельный и знающий, потому не верить ему у меня поводов не было.

Стас все еще дрых. Будить его не стал, зато быстренько написал короткую записку, в которой изложил, что от такой жизни мне пришла в голову мысль свалить в лес, но если он по пробуждении задумает разжечь мангал, что стоит во дворе, то, может, я и вернусь. После отрезал кусок «краковской» колбасы, который немедленно сунул в рот, прихватил кругляш «столичного» хлеба, деревянный нож, что всегда лежал у меня в рюкзаке, телефон, да и подался за порог.

Поселок жил своей привычной жизнью. Где-то гомонила детвора, где-то играла музыка, на перекрестке улиц, находящемся неподалеку, стояли и судачили тетя Саша, тетя Маша и тетя Фира, которых я знал с детства. Сколько их помню, они все наговориться не могут. Мне кажется, если бы их, не дай бог, посадили лет на десять в тюрьму, так они и после освобождения еще бы часа три после этого стояли у ворот и о чем-то беседовали.