Нельзя в таком виде появляться перед дедушкой…

Слышу, как Адриан продолжает увещевать теперь уже притихшую итальянку, и бегу вниз со всех ног: сдергиваю с вешалки свое пальто и натягиваю на голову шапку… потом снимаю с крючка ключи от машины и выхожу в раннее утро.

Два часа до открытия парикмахерской я коротаю в маленьком кафе в центре города, а потом мужественно стягиваю шапку перед молоденькой девушкой-парикмахершой, которая от ужаса громко ахает.

Кто же это вас так обкарнал? Просто варварство какое-то.

Я тяжело вздыхаю.

Просто сделайте что-нибудь… человеческое, — уныло мямлю я, отдаваясь в ее, хочется верить, надежные руки.

Придется очень коротко обрезать…

Режьте, — соглашаюсь я. — А еще покрасьте… покрасьте меня в рыжий цвет.

Ох, но зачем? — всплескивает та своими руками. — У вас такой очаровательный каштановый цвет.

Режьте и красьте, — кидаю я безапилляционно, и та наконец берется за дело.

То, что я вижу в зеркале после стараний несчастной девчушки (та вздыхала при каждом срезанном ею у меня локоне), поражает даже меня самое: это маленькое, бледное создание с мальчишеской стрижкой ярко-рыжего цвета просто не может быть Шарлоттой Мейсер! Той самой Шарлоттой, пушистые волосы которой являлись ее главной визитной карточкой… Теперь на меня смотрит абсолютно другая девушка.

И не скажу, что она мне не нравится…

В ней есть что-то… что-то особенное, глубинное. Возможно, то самое, что подспудно всегда в ней скрывалось и только теперь показало свое истинное лицо!

Я провожу рукой по коротким волоскам, наслаждаясь необычным ощущеним колючих кончиков под своими ладонями. Мне это нравится, в самом деле нравится! Мое лицо расплывается в счастливой улыбке.

Вам правда нравится? — робко осведомляется маленькая парикмахерша.

На все сто, — отзываюсь я, заключая ее в объятия. — Вы сделали меня другим человеком.

Она краснеет и неловко мне улыбается, но я уже иду на кассу и предвкушаю момент встречи с домочадцами на Максимилианштрассе — вот уж кто, действительно, удивится! — и жизнь неожиданно расцвечиваетя для меня новыми… рыже-оранжевыми красками.

Подъезжая к дому, я замечаю всколыхнувшуюся занавеску в окне второго этажа — комната Адриана. И едва глушу мотор и выхожу из гаража, как он уже встречает меня на полпути: непривычно взволнованный, взъерошенный, если не сказать больше — перепуганный — он неожиданно крепко обнимает меня. Я не понимаю, чем заслужила подобную милость, но пользуюсь моментом, зарываясь носом в мягкую нежность его кашемирового пулловера и сладко замирая от близости родного тела.

Наконец он отстраняет меня на длину своих вытянутых рук и со вздохом облегчения произносит:

Как же я рад, что с тобой все в порядке, Шарлотта. Ты меня перепугала! Я думал… Я думал, ты…

Тут я понимаю, что он себе напридумывал, и улыбаюсь счастливой полуулыбкой, обрадованная его тревогой за меня.

Ну не настолько же я глупа, чтобы прыгать с моста из-за каких-то там покоцанных волос, — произношу я спокойным голосом. — Зря вы так волновались: вот я, целая и невредимая.

Мужчина пристально вглядывается мне в глаза — хочет понять, насколько я искренна, произнося эти слова. Но я на самом деле абсолютно цела и невредима… во всех смыслах, если можно так сказать.

Мне жаль, что так получилось с Франческой, — говорит он, — у нее был ключи и она вошла без спросу… Могу я посмотреть? — он касается моей шапки, прося разрешения снять ее, но я качаю головой:

Давайте для начала войдем в дом. Так будет лучше!

Вижу недоумение в его взгляде, но предпочитаю сохранить интригу.

Пойдемте. — Мы входим в дом, и я сразу же иду на голоса своего деда и Алекса, раздающиеся с кухни.

Ты пропустила завтрак! — с порога кричит мне парень, составляя грязные тарелки в посудомоечную машину. — Но я оставил тебе парочку гренок в микроволновке… Где ты вообще пропадала?

Мы тебя потеряли, — вторит ему мой дедушка, всматриваясь в мое лицо.

Не думаю, что утренний концерт, учиненый Франческой, не поставил на уши весь дом, перебудив, как самого Алекса, так и моего дедушку в том числе. Но они ничего не спрашивают, и я им за это благодарна.

Да я, собственно, решила имидж сменить, — смущенно пожимаю я плечами и стаскиваю наконец с головы зимнюю шапку.

Единодушный вздох толи ужаса, толи восхищения проносится по кухне, подобно порыву морского бриза. Не скрою: мне их реакция самую малость, но льстит.

Где твои прекрасные волосы, милая? — первым озвучивает свои эмоции дедушка. — У тебя были такие прелестные локоны, Лотта…

Я подумала, что пришло время перемен, — отвечаю я с улыбкой. — А меня так часто называли рыжей, что я подумала… а почему бы и нет. Что, разве вам не нравится? Мне, признаться, очень, — и я взъерошиваю короткие прядки волос руками. — Я как будто бы стала другим человеком.

Вижу, как брови Алекса прячутся за россыпью его темной челки.

Не уверен, что хочу знакомиться с новой Шарлоттой, — скептически замечает он, состроив забавную рожицу. — Меня и старая вполне устраивала.

А я думаю, новая Шарлотта понравится тебе не меньше старой, так что не куксись. — И уже обращаясь к Адриану, все еще не произнесшему ни единого слова, вопрошаю:

А вы что скажете: идет мне такая прическа или нет?

Адриан несколько раз хмыкает, как бы прочищая враз осипшее горло, и смотрит, как мне кажется, виноватым взглядом.

Главное, чтобы тебе она нравилась, Шарлотта, а мы примем тебя любой, ты же знаешь.

Ответ истинного дипломата! — провозглашаю я, подкидывая к потолку свою шапку и ловя ее на лету.

В универе мой новый имидж производит настоящий фурор: то, что я прежде так яростно ненавидела, теперь вызывало во мне приступ неконтролируемого улыбкоизвержения…

Эй, рыжая! — кричали мне вслед сокурсники, а я только салютовала им ручкой и шла дальше. Что-то изменилось не только снаружи, но и внутри меня…

Эй, рыжая, тебя подбросить до дома?

Я резко оборачиваюсь, оглушенная звуком этого голоса. Я мечтала бы больше никогда не видеть его обладателя, отыгрывающего сейчас на мне свою безукоризненно соблазнительную улыбку самого дружелюбно-невинного толка, словно еще намедни я не была свидетельницей его подлости по отношению к отцу и его же оскорблений в собственный адрес.

Не думаю, что нам по пути, — отрезаю я холодно, собираясь продолжить свой путь. Но последующие слова Юлиана останавливают меня:

Разве мы не в одном доме живем, рыжая? Неужели папочка выставил вас с дедом за дверь? Вот ведь незадача, не так ли? — с наигранным ужасом вопрошает он.