Старик смотрит на мальчика и отвечает медленно, словно пересиливая боль: «Этот город забросили давным-давно. Некая прорицательница явилась к его старшинам и сказала: „Здесь родится мальчик, который уничтожит ваш город. Погибнут все, кто будет в нем жить“. Старшины испугались грозного пророчества и решили переселиться на поверхность, чтобы уйти от судьбы… Лишь прорицательница решила остаться. Это была моя мать. Она, видишь ли, полагала, что однажды произнесенные слова некоторым образом воплощаются в жизнь. Моя мать давно умерла; теперь здесь живу только я».

Слушая старика, мальчик понимает, что уничтожил тот самый дом, который тщился найти. Он плачет до рези в глазах, почти до слепоты, его слезы собираются лужей, напоминающей пруды брошенного города. Потом он открывает глаза и видит свое собственное отражение… И пока он смотрит, шрамы начинают разглаживаться у него на щеках. Теперь из лужи смотрит совсем другое лицо, чистое и красивое. Таким его кто угодно полюбил бы… Однако вокруг ни души, кроме старика. Мальчик решает остаться в подземелье вместе с провидцем и живет там до самой смерти.

Вот таким, если верить легенде, будет конец света.

Некоторое время слушатели потрясенно молчали.

– Ну и сказочки тебе на ночь мама рассказывала, – нарушила тишину Каликста.

– Большей частью она жила в мире снов… – вздохнула Бабуля Перл. – А приходилось нам весьма нелегко. Мама, бедняжка, никак не могла провести четкой грани между обыденной жизнью и трагическим вымыслом.

– Да уж, – отозвался Барр.

– Но это же все неправда? – взволнованно осведомилась София. – Этого же никогда не было?

– В нашу эпоху творятся весьма странные вещи со временем, – снова вздохнула Бабуля Перл. – Поди разбери, что случилось раньше, что – позже.

Я, право, даже не знаю, как тебе ответить, дитя. Мать, во всяком случае, всегда считала эту историю легендой…

– Я вот чего не пойму, – сказала София. – Почему эту историю понадобилось поместить в карту? И почему эта карта настолько важна?

Бабуля Перл кивнула:

– Я, в конце концов, и ошибаться могу. Я могла увидеть сходство там, где его нет. Такие воспоминания можно было почерпнуть где угодно. Разрушений всюду хватало…

София бережно перевернула карту, гася ее линии… и успела заметить что-то сквозь стекло. Она уставилась на палубу, держа пластинку перед собой. Одна из палубных досок словно светилась изнутри.

– Это что такое? – вырвалось у нее.

Без стекла, просто в рассеянном лунном свете, доска ничем от соседних не отличалась.

Барр с любопытством смотрел на девочку.

– Ну и?..

София вновь поднесла стекло. Доска засияла.

– Вон там, – сказала девочка. – Одна доска словно свет с той стороны пропускает. – И опустила пластинку. – Странно! Только когда через стекло смотришь…

– Дай гляну, – отставив обычную учтивость, протянул руку Барр. София передала ему стекло. – Потрясающе! – прошептал он. – Каликста, ты только посмотри!

Каликста взяла пластинку и затаила дыхание.

– Что там такое? – взволнованно спросила Бабуля Перл.

– Если глядеть сквозь стекло, – медленно проговорил Барр, – одна из палубных досок начинает светиться.

– Уж не доска ли Маслины?! – воскликнула старушка.

– Она самая, – кивнул Барр. И вполголоса пояснил, обращаясь к Софии и Тео: – Капитан Маслина оставил нам все свои бумажные карты. В частности, ту, где обозначены его… как он называл их, сестренка?

– Запасы на черный день, – ответила та, с задумчивым видом возвращая пластинку Софии.

– Клады? – выдохнул Тео. – Зарытые в тайных местах?

– Не то чтобы зарытые, – сказал Барр, – но действительно клады. Бывают же непредвиденные обстоятельства. На случай вражеского захвата он вырезал эту карту на кедровой доске, которую и встроил в палубу – лицевой стороной вниз. Вот эта-то доска и сияет сквозь твое стекло, София!

Принимаем ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО какао, серебро и банкноты Тройственных эпох. Купюры Нового Запада принимаются по обменному курсу 1.6. С остальными видами валюты обращайтесь в обменные пункты.

Надпись на рыночном ларьке в Веракрусе

Потребовалось всего несколько экспериментов, чтобы выяснить, почему Поисковая Лупа высвечивала план капитана Маслины. Исследовав со стеклянной пластинкой буквально каждый дюйм «Лебедя», София установила, что под стеклом светилось только одно – карты. Морские карты, предоставленные Барром, сияли чистым золотом; карта острова, начертанная Шадраком, мерцала живым звездным светом. А каюту Каликсты, где стены были сплошь увешаны листами карт, заливал поток лучей, будто бьющих из дюжины окон. Чтобы удостовериться окончательно, София попросила Барра нарисовать какую-нибудь карту – и наблюдала весь процесс сквозь стекло. Сперва и тетрадь, и перо в руке Барра выглядели совершенно обычно. Но, как только первая же неяркая линия приобрела вид дороги, листок преобразился. К тому времени, когда в его уголке появился маленький компас, бумага ослепительно сверкала.

Стало ясно: вне зависимости от прочего своего содержания стеклянная пластинка выявляла другие карты. Пока Барр, Каликста и Тео спали по каютам, а Бабуля Перл тихо посапывала в палубном кресле, София размышляла о значимости своего неожиданного открытия. Большей частью, конечно, пользы от пластинки не было никакой. Бумажные карты узнавались очень легко, да и читать их Лупа нисколько не помогала. Но если бы кто-то взялся разыскивать искусно спрятанную карту…

Голова пошла кругом.

«Что, если взять стеклянную карту и замаскировать ее под простое окно? Тут-то Поисковая Лупа ее и высветит! Вот, значит, для каких поисков ее сделали…»

Многоязычная надпись, поначалу казавшаяся такой странной – «Увидишь с моей помощью», – обрела смысл. Пластинка объясняла свое предназначение любому умеющему читать.

От этого было не легче понять заключенные в ней воспоминания, зато становилось ясно, почему Шадрак вверил племяннице Лупу.

«Она, наверное, не для того, чтобы я смогла его разыскать. Я с ее помощью другую карту должна найти. Ту, что никто увидеть не способен. И значит, Вересса мне в этом поможет?..»

Мысли текли своим ходом. София вдруг села так резко, словно ее током дернуло, и, порывшись в рюкзачке, вытащила блокнот. Перелистнула и открыла на зарисовке, сделанной после стычки с Монтенем.

Вот они, кусочки разбитой мозаики: лакрима из записки Шадрака, стеклянная карта, Монтень и сопровождавшие его нигилизмийцы. Сперва между ними не было связи, потом возникли кое-какие зацепки. София припомнила подробности, прежде ускользавшие от нее. Когда она сидела дома и училась азам картологии, ее заинтересовал вопрос касательно карты мира. В ответ Шадрак упомянул что-то вроде Карты Всех Карт, охватывавшей память всей планеты. Он назвал ее нигилизмийским мифом… Должно быть, приверженцы этой религии верили, что стеклянная Лупа облегчит им поиски всеобщей Карты?