— Я думала, никто не узнает.

Он вздохнул:

— Анна, иногда от твоей наивности у меня просто руки опускаются. Тебе кажется, что, если мы с тобой связаны, можно, значит, делать что заблагорассудится…

— Неправда.

— А что тогда правда?

Анна поднялась:

— Я боялась, что по личным причинам ты можешь выпустить дело из-под контроля. Я думала, что ты выходишь за рамки расследования и включаешь в него нападение на себя. Потом, когда тебе стало плохо, я очень сильно засомневалась, сможешь ли ты продолжить работу.

Ленгтон с улыбкой покачивал головой, как бы находясь в недоумении от ее слов, вдруг улыбка слетела с его лица и он прорычал:

— Ну и что же вы, детектив-инспектор Тревис, собирались делать дальше?

У Анны перехватило дыхание. Она несколько раз судорожно сглотнула, извинилась, вышла в кухню, выпила воды, а когда вернулась, увидела, что Ленгтон внимательно изучает ее заметки.

— Что вы собирались дальше делать, я вас спрашиваю?

Анна села:

— Я бы сделала все, чтобы тебе было хорошо.

Он хохотнул.

— Правда.

— Чушь! Хотела рапорт строчить, да? Чтобы меня с дела сняли. Почему правду не говоришь?

— Потому что я… потому что это не так.

Ленгтон вздохнул, снова потер колено.

— Ладно, не хочу я время на скандалы тратить. Что ты там такого нарыла, из-за чего надо было все правила нарушать?

Она протянула ему записную книжку:

— Эймон с Идрисом — родные братья. Идрис только потому раскрылся и это написал, что я сказала ему, будто бы Эймона заколдовали магией вуду. Только на это он хоть как-то прореагировал. Я ему наплела, будто была у колдуна вуду, который вроде бы вызвался помочь Эймону. Идрис на это клюнул и написал.

Ленгтон прочитал каракули и отложил блокнот.

— Идрис и сам боится вуду, в тюрьме он ни с кем не разговаривает и весь дрожит, как бы кто-нибудь не узнал, что мы с ним встречались. Его никто не навещает, а во время отдыха он не выходит из камеры. Я попросила его как-нибудь показать мне, что он узнает имена, которые я ему называла; он отреагировал, когда я упомянула Сикерта, Рашида и Каморру. Думаю, если мы сумеем как-то помочь его брату, он сдержит слово и заговорит.

Ленгтон кивнул:

— И как же, по-твоему, нам это сделать?

— По вуду полно специалистов. Свяжемся с ними, посмотрим, сумеют ли они выйти на контакт с Эймоном. Если он еще жив, попробуем что-нибудь — может даже, организуем встречу с Идрисом, заберем Идриса из тюрьмы.

Ленгтон потер переносицу.

— Если сможем, — торопливо добавила она.

— Только если он жив, — сказал Ленгтон. — Его пробуют кормить внутривенно, но он не дает. Язык хотел себе откусить.

Анна смотрела на Ленгтона:

— Что ты будешь делать?

— С тобой? — тихо произнес он, не двигаясь.

— Нет, с Идрисом. Я уверена, что он что-то знает, и если по-другому от него ничего не добиться, то нам нужно шевелиться.

Ленгтон схватился за подлокотник дивана и тяжело поднялся, стиснув зубы. Было видно, до чего ему больно.

— Я что-нибудь организую.

— Отлично! Поесть хочешь?

— Нет. Поспать надо. Пойду к себе.

Анна дошла с ним до двери.

— А я как? — спросила она.

Он обернулся и положил руку ей на плечо:

— А ты, Тревис, набирайся терпения. Я еще ничего не решил, но все равно рапорт писать придется — сама знаешь.

Она отступила:

— Мне тогда что же, писать рапорт о том, что ты еще страдаешь от…

Он крепко сжал ее плечо:

— Не надо со мной торговаться. Ты скажи спасибо, что я не успел тебя из дела выкинуть. Притормозил — в память о том, что между нами было, но с сегодняшнего дня веди себя как положено, или я тебя отстраняю к чертовой матери, ясно?

Она почувствовала, как пальцы вцепились в ее плечо мертвой хваткой, и ответила:

— Да, сэр.

Он разжал пальцы, а она открыла дверь.

— Во-первых, поедешь в Кларкенвелл. Там работает твой приятель, разбирается с телом мальчика, которое нашли в канале, детектив-инспектор Фрэнк Брендон. Переговори с ним, разузнай, что они там обнаружили. А к двум часам возвращайся в участок на совещание.

Ленгтон перешагнул порог и, не глядя на нее, зашагал к лифту. Раньше он никогда им не пользовался, но Анна понимала, что теперь ему нестерпимо больно спускаться по лестнице.

— Пока, — спокойно произнесла она.

Ленгтон обернулся и взглянул на нее, выражение его лица было каким-то незнакомым.

— Ты девушка умная, Анна. Я забочусь о тебе. Смотри не порушь свою карьеру, ведь близко было.

Двери лифта открылись, Ленгтон вошел в него, так что Анна не успела ответить. Она закрыла дверь квартиры и прошла в кухню. Оттуда, из окна, она смотрела, как он, хромая, переходит дорогу. Там его ждала патрульная полицейская машина без опознавательных знаков: с того дня как на него напали, она не замечала, чтобы он садился за руль. Анна видела, с каким трудом он усаживается на место рядом с водителем, в конце концов водитель вышел и помог ему.

Анна вернулась в комнату и, готовясь к утру, сложила все свои заметки и отчеты в портфель. Она делала все как бы на автопилоте. Чистила ли зубы, расстилала постель, надевала ночную сорочку — она не могла заставить свой мозг работать. Заснуть тоже не получалось. Анна поднялась, пошла за портфелем, уселась на кровати, подложив под спину подушку, и заставила себя читать материалы дела о неопознанном расчлененном трупе мальчика, найденном в канале.

Со дня ужасной находки прошло уже много недель. Но пока никто не заявлял об исчезновении ребенка его возраста и расы. Ему было лет шесть или семь, головы не было, руки тоже отсутствовали. Отметины на маленьком теле указывали на какой-то изуверский ритуал. По некоторым оценкам, в Англию сотнями привозили детей, которые потом исчезали без следа. Детей Гейл Сикерт, примерно того же возраста, пока тоже не нашли. Анна не думала, что детей вывезли из страны, хотя и этого нельзя было исключать; вполне возможно, что их держат где-то в Англии и используют для сексуальных извращений или ритуалов вроде вуду.

Она захлопнула папку. Если Каморра был прямо или косвенно связан с делом, которое они расследовали, Анна не сомневалась, что рано или поздно они выйдут на его след. Но если Каморра сумел устроить нелегальный въезд в страну для Сикерта, Рашида Барри и бог знает еще для скольких человек, у него должна быть целая армия невидимых защитников. Скорее всего, он не знал счета деньгам: отчаявшиеся люди готовы были выложить не одну тысячу за поддельные документы, лишь бы обосноваться в Англии. А значит, Каморра до конца их жизни получал над ними безграничную власть.