– И деньги нужны ему, чтобы эту проблему уладить? В долг?

– Не думаю. Он захотел пять миллионов безвозмездно, и это больше, чем он должен издательству. На целых два миллиона! Не представляю, что будет с этим иском. Финн пытается тянуть время, но репутация подмочена основательно. И он уверяет, что денег у него нет ни гроша. Еще он сказал, что не желает просить у меня содержание. Я предложила открыть счет на текущие расходы — при том, что я и так оплачиваю все счета и он никаких расходов не знает. Но он требует пять миллионов на его личный счет, чтобы каждый раз передо мной не отчитываться. Просто в качестве подарка. А потом и еще — уже после свадьбы.

– И когда это должно произойти? — Роберт искренне надеялся, что не слишком скоро.

– Первоначально намечалось на октябрь. — Хоуп не стала говорить о выкидыше. Ни к чему ему об этом знать, к делу отношения не имеет, а воспоминания болезненные. — Мы отложили до конца этого месяца, хотели пожениться на Новый год, но недавно я объявила Финну, что хочу подождать до будущего лета. Его это взбесило.

– Еще бы! — воскликнул Бартлетт искренне. Рассказ Хоуп его не на шутку встревожил. Вся эта история дурно пахнет. — Видите ли, мисс Данн, от вашего брака он много выигрывает. Дом, и не один, стабильный доход, престиж. Как я понял, вы были с ним бесконечно щедры, а в будущем его ожидали золотые горы, так что у него есть четкое представление о ваших финансах, и он знает, за что бьется.

– Вы правы, он это знает, — согласилась Хоуп. Она продолжала сидеть в неосвещенной квартире, зажигать свет ей не хотелось. Финн, конечно, знал, чем она владеет. Возможно, и он хотел владеть тем же.

– Вы сказали, что и теперь оплачиваете все счета. Он вообще никаких расходов не несет?

– Никаких.

– А раньше?

– Да как сказать… Газеты покупал, всякие хозяйственные мелочи. Обычно Финн все поручал мне.

«Прекрасно мужик устроился», — подумал Бартлетт, но вслух ничего не сказал.

– Предполагалось, что он будет оплачивать номинальную аренду дома — чисто символически, но он и этого не делал. Вообще то я оговорила плату с единственной целью — пощадить его гордость.

Бартлетт понимал, что слово «гордость» здесь неуместно, слово «жадность» подошло бы больше.

– Еще он очень настаивал на ребенке. Даже был готов при необходимости договориться о лечении от бесплодия — для меня, как вы понимаете, лишь бы беременность наступила. Возил меня в Лондон на консультацию.

– И получилось? — задал необходимый вопрос Бартлетт.

– Нет… Точнее, да, но ребенка я потеряла. Но Финн жаждет повторить попытку. А я считала правильным повременить, тем более теперь.

– Хоуп, умоляю вас, не вздумайте! Если вы родите от него ребенка, вы попадетесь к нему на крючок на всю оставшуюся жизнь. Вы и ваш ребенок. Он отлично знает, что делает.

– Кажется, именно это он пытался проделать с родителями своей покойной жены и с собственным сыном. Не уверена, что его сыну об этом известно.

– Что ж, давайте пока оставим тему детей, если вы не против. — Чем дольше Хоуп говорила с Бартлеттом, тем больше он ей нравился. Умный, здравомыслящий человек. Хоуп вдруг поняла, что невольно использует его для проверки своих сомнений — в попытке разобраться, что к чему.

– Я не против. Был еще такой случай: я наткнулась на фотографию девушки, с которой у него когда то давно, еще в юности, был роман. Финн сказал, что она ждала от него ребенка и покончила с собой. Потом он вдруг спросил, могла бы я из за любви свести счеты с жизнью. И мне показалось, что, по его мнению, этот факт сделал бы ему честь — дескать, вот как сильно его можно любить.

На этом месте рассказа Роберту Бартлетту впервые стало страшно за Хоуп, но ей он ничего не сказал. Ситуация была опасная и ему хорошо знакомая. Все эти детали в совокупности складывались в классическую картину социопатической личности. А Хоуп была для социопата идеальной жертвой: она оставалась с ним наедине в ирландской глуши, по соседству — ни родных, ни друзей, она была в него влюблена, у нее есть деньги, много денег, и она целиком в его власти, а если станет его женой, то и подавно. Роберт спросил, есть ли у нее дети. Хоуп ответила не сразу:

— Была дочь. Она четыре года как умерла. Менингит. Она училась в Дартмуте.

– Простите. — Роберт ей искренне сочувствовал, и ее это тронуло. — По-моему, это самое страшное, что может случиться с человеком. Такого и в кошмарном сне не увидишь. У меня самого две студентки в семье. Я схожу с ума по каждому поводу — даже когда они всего лишь идут в клуб или садятся за руль.

– Я вас понимаю, — согласилась с ним Хоуп.

Значит, у Хоуп нет детей, которые могли бы стать свидетелями происходящего, насторожиться и предостеречь ее. Идеальная жертва любого социопата — ни родных, ни покровителей, а денег куры не клюют. Но самое худшее было то, что Хоуп продолжает его любить. В ее рассказе Роберт уловил нотки сомнения, она словно старательно складывала для него головоломку в расчете услышать слова утешения, но причин для этого он не видел. Пока ему нечем было ее успокоить. Все было очень скверно и даже страшно. Того, что Роберт знал, уже было достаточно, чтобы забить тревогу. Судя по рассказу, этот О’Нил — первостатейный аферист. Бартлетта крайне обеспокоило давнее самоубийство той девушки, а также настойчивое желание О’Нила обзавестись ребенком от Хоуп. Но это отчасти и утешает — значит, в ее смерти он не заинтересован. Пока она нужна ему живая, замужняя и беременная. Если только она не затеет каких то фокусов и не нарушит его планов, что Хоуп сейчас и делала. Она отложила свадьбу, отказала ему в деньгах и пока не желает беременеть. Для Финна это все плохие новости. Это значит, ему придется давить на Хоуп сильнее, если же она продолжит упорствовать — можно считать, ее жизнь в серьезной опасности. А самое худшее, что было Бартлетту известно о социопатах, — это их умение доводить свою жертву до саморазрушения, так что вся грязная работа выпадала другим. Как в случае с той давнишней подружкой. Но Хоуп пока была в здравом уме. И, слава богу, что она вовремя позвонила. И агент ее молодец, что дал ей телефон. Бартлетт уже сталкивался с подобными ситуациями, хотя Финн, судя по всему, настоящий профи. Он знает, что делает.

– Вот такую ложь я случайно обнаружила, — подытожила Хоуп. — Последняя меня особенно встревожила — издательский иск и расторжение контракта. И снова он сказал, что постыдился признаться, тем более на фоне моих успехов. У него одно объяснение: дескать, это выше его сил — признать себя неудачником. На самом деле, мне кажется, это всего лишь удобная отговорка. Между нами все было прекрасно, пока в июне у меня не случился выкидыш. Финн обвинил во всем меня, сказал, что я чуть ли не специально спровоцировала прерывание беременности. Он тогда страшно возмущался, настаивая на том, чтобы мы как можно скорее повторили попытки. Но в мои планы вообще поначалу не входило заводить ребенка — я считала, что в моем возрасте это просто нереально. Но Финн все точно рассчитал, можно сказать, он меня подловил, и я потеряла бдительность. Словом, я, к собственному изумлению, забеременела. Финн был безумно рад, что его расчет оказался верным. Как я теперь понимаю, он вообще очень расчетлив. — Бартлетт уже и сам это понял, Хоуп лишь озвучила его мысли. — Короче, полгода все шло чудесно, и спустя некоторое время после выкидыша он опять стал нежен и заботлив. А сейчас… Он все время мною недоволен, настроение у него по большей части ужасное. Иногда случаются короткие периоды нежности и внимания, за которыми, увы, следуют вспышки раздражения. И он стал больше пить. Думаю, его угнетает перспектива судебного разбирательства с издателем, и он совсем забросил работу. И еще он страшно злится, что я не спешу со свадьбой. Так что теперь мы все время ссоримся, и ему вечно от меня что то надо. Раньше такого не было. Я неделю назад, когда улетела из Дублина, была в таких растрепанных чувствах — вообще ничего не понимала. А Финн только подливал масла в огонь, все твердил, что я схожу с ума. Я и сама начала в это верить!