промискуитетные обезьяны стали переходить к моногамии, продолжая жить в группах? — адекватного ответа нет). Но есть и другие.

По какой-то причине в ходе эволюции у человека развился необычайно большой для всех обезьян пенис — он беспрецедентно длинный и ещё более беспрецедентно толстый. К тому же только человеческий пенис имеет расширяющуюся на конце головку — это эксклюзив в анатомии обезьян, ведь у тех же шимпанзе головка выражена слабо (Кузнецова, Сыренский, Гусакова, с. 104). Как замечают антропологи, "Homo sapiens: большая человекообразная обезьяна с большим членом!" (Райан, Жета, с. 320). Но зачем в ходе эволюции человека развился столь уникальный для приматов член?

Возможный ответ был получен в серии экспериментов, где учёные изучали специфику взаимодействия пениса с вагиной (Gallup et al., 2003; Gallup, Burch, 2004). В тесте использовали искусственную вагину, наполненную веществом по консистенции максимально близким к сперме, и три фаллоимитатора: два с чётко выраженной головкой и один — без неё, просто сужающийся к концу. Так вот введение и извлечение из вагины всех трёх фаллоимитаторов показало, что головка члена способна исполнять роль, аналогичную поршню шприца: при выведении она создаёт за собой зону пониженного давления, в результате чего «сперма» вытягивается из вагины вслед за членом.

Натуралистичные фаллоимитаторы с расширяющейся головкой всего за одно движение извлекали из вагины аж 91 % искусственной «спермы», тогда как образец без головки извлекал лишь 35 % (см. Райан, Жета, с. 320; Роуч, с. 141). Но возникает логичный вопрос: для чего головке члена извлекать из вагины сперму? Авторы исследования пришли к выводу, что толстый пенис человека с его уникальной головкой эволюционно развился для удаления из женского репродуктивного тракта спермы предыдущего мужчины. Вот так вот. "Древняя моногамия"?

Дело в том, что прямо перед эякуляцией головка члена разбухает максимально, а сразу же после — мгновенно спадает. Таким образом, фрикции способны удалить сперму конкурентов подальше от матки, но как только будет произведён выброс собственной спермы, головка члена сразу прекращает выполнять функцию шприцевого поршня и свою сперму не оттягивает обратно. В итоге сперма мужчины оказывается ближе к матке, чем сперма предшествующих конкурентов.

Не гениальная ли задумка природы?

Такая интерпретация данных позволяет взглянуть на функцию уникального среди всех приматов человеческого пениса по-новому. Кстати, похоже, это единственное убедительное на данный момент объяснение этой уникальности. Если эта концепция верна, то уменьшившиеся по сравнению с шимпанзе мужские яички совсем не свидетельствуют о переходе от промискуитета к моногамии, а лишь говорят о смещении роли яичек в «спермовойнах» на сам пенис. Увеличение пениса человека, таким образом, оказалось компенсацией уменьшения яичек. А промискуитетные «спермовойны» продолжались.

Но как это могло случиться? Почему вдруг уменьшились яички и в компенсацию им увеличился член? Антропологи Райан и Жета выдвигают сложную (и излишнюю) версию с ускоренными генными мутациями именно в яичках, намекая, что их уменьшение случилось буквально в последние 10 тысяч лет. Но на самом деле всё может быть куда проще: просто не надо забывать о человеческом прямохождении, которого нет у шимпанзе. Если представить, что обладатель таких больших семенников, как шимпанзе, вдруг стал бы исключительно прямоходящим, то такое его «богатство» могло бы оказаться помехой для активной ходьбы и тем более для бега. Поэтому, вероятно, уменьшение яичек древнего предка человека происходило вместе с его переходом к прямохождению. Одновременно в качестве удачной компенсации развивался и толстый пенис с выраженной головкой, перенявший на себя роль участника в "спермовойнах".

Вдобавок к этому возможной причиной уменьшения мужских яичек при переходе к прямохождению оказался риск развития бесплодия из-за варикоцеле — усложнения оттока крови от яичек, в результате чего происходит их перегрев и нарушение производства пригодных для оплодотворения сперматозоидов. Варикоцеле — явление уникальное для прямоходящего человека (Goren, Gat, 2018). Если бы яички были ещё крупнее (как у шимпанзе), то и их обеспечение кровью было бы ещё активнее, а значит, риск развития варикоцеле (и бесплодия) оказался бы ещё выше. Иначе говоря, для прямоходящего человека большие семенники стали не только неудобны, но и мало результативны для размножения, а потому они и оказались уменьшенными в ходе эволюции. Это была вынужденная мера именно в силу перехода к прямохождению, а не к «моногамии». Увеличившийся же пенис является свидетельством никогда не прекращавшегося промискуитета.

3. РЕФРАКТЕРНЫЙ ПЕРИОД и МНОЖЕСТВЕННЫЕ ОРГАЗМЫ

Более однозначные "следы промискуитета" обнаруживаются в таких известных сексологии явлениях, как мужская рефрактерность и женская способность к множественным оргазмам. Рефрактерность (от франц. refractaire — невосприимчивый) — то самое состояние расслабленности пениса, наступающее сразу после эякуляции. Эрекция убывает, и чтобы ей вновь восстановиться, требуется определённое время (оно и называется рефрактерным периодом). Рефрактерность затрагивает не только эрекцию, но и более широкий спектр свойств мужчины, включая мгновенное ослабление интереса к сексуальным стимулам и даже повышение раздражимости пениса к прикосновениям вплоть до болезненных ощущений (Васильченко и др., 1990, с. 24).

То есть рефрактерность — это неспособность мужчины в течение некоторого времени после завершения одного полового акта приступить к новому. В то же время у женщин рефрактерности нет. После оргазма они способны почти сразу продолжать участие в половом акте и достигать последующих оргазмов. Иначе говоря, если мужчина «кончил», то вместе с этим и закончил. А вот женщина же вполне готова продолжать.

Тут и возникает вопрос: откуда такое расхождение? Почему специфика мужской и женской сексуальности оказалась столь различной? Мужчина временно теряет способность к совокуплению, а женщина — нет. Ведь это один биологический вид. Но как так вышло?

На самом деле это «расхождение» возникает, только если смотреть на явление сексуальности через оптику привычной моногамной парадигмы (у одного мужчины лишь одна женщина, у одной женщины — лишь один мужчина). Но если же оглянуться на наших ближайших по эволюции родственников (шимпанзе), у которых сексуальные контакты организованы как раз по типу промискуитета, то картина предстанет в совсем ином свете. Если смотреть на мужскую рефрактерность и способность женщин к множественным оргазмам через оптику промискуитетных связей, никаких загадок и вопросов не возникает.

Ещё в советском учебнике по сексопатологии (под редакцией легендарного основоположника этой науки Г. С. Васильченко) о феномене мужской рефрактерности и женской способности к множественным оргазмам указано: "Посторгастическая невозбудимость получает своё объяснение в свете эволюционного развития. Тот факт, что у мужчины рефрактерность нарастает сразу по нескольким каналам по сравнению со способностью женщины к множественному оргазму, надо рассматривать с точки зрения биологической роли совокупления в процессе эволюции: биологическая роль мужчины в акте совокупления — отдача полноценной спермы (после же первой эякуляции в эякуляте всё более преобладают секрет придаточных