— Еще нет. Боюсь, они не воспримут мои слова серьезно.

— Но кто-то дважды пытался тебя убить. Конечно же, они отнесутся серьезно.

— Обе попытки замаскированы под несчастные случаи. Может, полиция подумает, что мне свойственно иррациональное поведение или что-то такое. — Я уже и сам начал подозревать, что у меня не все в порядке с головой.

— Как кто-то мог проникнуть в твой дом и обесточить систему дымовой сигнализации? — спросила Каролина.

— Не знаю. Но я абсолютно уверен, что кто-то это сделал. Ключ от входной двери находился на одном кольце брелока с автомобильными ключами. И брелок, и ключи пропали с места аварии. Думаю, они оказались у того человека, который вытащил батарейку из детектора дыма и поджег мой дом.

Пока я рассказывал всю эту историю, она становилась все менее правдоподобной. Я представить себе не мог, кто пытался меня убить, а главное — почему. Поверит мне полиция или отметет все, сочтя фантазиями больного воображения? Мне пришлось бы сказать, что, по моему разумению, предполагаемый убийца — некий русский импортер лошадей для поло, которого я подозревал по той причине, что он не явился на ленч, куда его приглашали. Если такое могло сойти за преступление, половину населения потащили бы в суд.

— Если хочешь, можешь остаться в моей квартире, — предложила Каролина. — У соседки наверху есть ключ, и я могу попросить ее впустить тебя.

— Я не уверен, что там безопасно. Кто-то мог за мной следить. Могли увидеть, как я заходил к тебе в последний уик-энд. Не могу пойти на такой риск.

— Ты действительно так напуган?

— Очень.

— Тогда прилетай сюда. В Чикаго. Мы все досконально обсудим. А потом решим, что делать и к кому обратиться.

Я поехал в один из отелей у северной границы Хитроу, снял номер на ночь под вымышленным именем, расплатился наличными. На регистрационной стойке на меня как-то странно посмотрели, но я объяснил, что забыл паспорт и кредитную карточку дома, но утром жена должна подвезти их в аэропорт. Может, я перегибал палку, но не хотел, чтобы меня выследили по кредитной карточке. Если кто-то действительно проник в мой дом в три часа ночи и разжег огонь у лестницы на второй этаж, не требовалось иметь семь пядей во лбу, чтобы предположить, что они могли взять из карманов блейзера мой старый мобильник и кредитные карточки и таким образом получили доступ к моим счетам и возможность узнать мое местонахождение, если бы я этими счетами воспользовался. Я выключил и новый мобильник на всякий случай.

В среду утром я оставил взятый напрокат «Мондео» на автостоянке отеля. На регистрационной стойке меня заверили, что автомобиль будет в полной безопасности, но за место придется заплатить. Я не возражал и оплатил неделю парковки остатками наличных. Потом на автобусе отеля добрался до здания аэровокзала и, пусть и с неохотой, воспользовался новой кредитной карточкой для покупки авиабилета. Плохо, конечно, что кто-то мог об этом узнать, но я надеялся улететь до того, как злоумышленник успел бы добраться до аэропорта. А вот если бы он или они еще и узнали, что улетел я в Чикаго, — что ж, это большой город. И я намеревался в нем понадежнее спрятаться.

Я решил не сидеть в темном углу галереи вылета, дожидаясь объявления посадки. Наоборот, устроился рядом с американской семьей с тремя маленькими детьми, которые у моих ног возили по полу миниатюрные лондонские черные такси, игрушки-сувениры. Рядом с ними я чувствовал себя в большей безопасности.

Посадка и взлет прошли без происшествий, и я задремал на высоте сорока тысяч футов над Атлантикой. В отеле спал плохо, трижды за ночь проверял стул, спинку которого подставил под ручку двери. Поэтому, пока самолет мчался на запад, я добирал часы, которые недоспал за две последние ночи. Одна из стюардесс разбудила меня, когда мы уже начали спуск, чтобы благополучно приземлиться в международном аэропорту О'Хэйр в Чикаго.

Я знал, что Каролина не встретит меня в аэропорту. Она предупредила, что всю вторую половину дня оркестр будет репетировать, готовясь к первому выступлению, и я сказал ей, чтобы она не приезжала. Почему-то думал, что так будет безопаснее. Однако все-таки поискал ее взглядом, миновав таможню и иммиграционный контроль.

Ее не было. Разумеется, не было. Если на то пошло, я и не ожидал ее увидеть, но все равно немного расстроился. Несколько других пар приветствовали друг друга объятьями и поцелуями, держали в руках надутые гелием воздушные шарики с надписями «Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ» и «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ». В колясках сидели улыбающиеся дети. Галереи для встречающих в аэропорту — веселое место, благотворно действующее на душу.

Однако женщины, один вид которой доставил бы мне несказанную радость, здесь не было. Я знал, что в этот самый момент она с головой ушла в Элгара или Сибелиуса, и ревновал к ним, ревновал к давно умершим композиторам. Еще один пример иррационального поведения?

Из аэропорта я поехал на такси в центр города, конкретнее, в отель «Хайатт», где, я это знал, жили оркестранты, и в вестибюле уселся в глубокое кожаное кресло, развернутое ко входу. Уселся, чтобы дождаться появления Каролины, но чуть ли не сразу снова заснул.

Она разбудила меня, проведя рукой по волосам.

— Привет, мой спящий красавец.

— Это ты у нас красавица. — Я медленно открыл глаза.

— Я вижу, ты пристально следишь за потенциальными убийцами.

— Лучше не шути с этим. — Но, разумеется, она была права. Заснуть перед дверью, выходящей на улицу, — не самое мудрое решение, если я действительно опасался за свою жизнь. — А где оркестранты?

— Часть наверху. Другие, самые зануды, остались в концертном зале. Некоторые отправились по магазинам.

Я посмотрел на мои новые часы. Полчаса до полуночи. Минус шестичасовая разница. То есть в Чикаго половина шестого пополудни.

— Когда концерт?

— В половине восьмого. Но я должна вернуться, уже переодевшись, без четверти семь. До зала на такси ехать пять минут.

У нас был час и десять минут. Она думала о том же, что и я?

— Давай проведем час в постели.

Очевидно, да.

Мне удалось продержаться и не заснуть до конца концерта. Помнится, отец очень серьезно говорил мне, восьми- или девятилетнему, что нельзя хлопать во время концерта, если другие зрители не начали первыми. Он не рассказывал об этом, но, должно быть, однажды с ним такое случилось: он один захлопал в музыкальной паузе. Я сидел, подложив руки под попку, чтобы избежать его ошибки.

Каролина сотворила чудо, раздобыв мне контрамарку. «Гостевое» кресло оказалось по центру восьмого ряда. Идеальное место, с одним лишь недостатком: дирижер, мужчина крупный, с широкими плечами, стоял между мной и Каролиной, так что я не мог видеть ее.

Пусть я не собирался признаваться в этом Каролине, не будь программки, я бы не догадался, что до перерыва оркестр играл исключительно произведения Элгара, а после — Сибелиуса. Но некоторые я узнал, особенно «Нимрода», из «Загадочных вариаций». «Нимрод» сразу напомнил мне похороны отца.