нравится.

– Это очень здорово!

Он улыбается – и вот они, его ямочки. Видимо, ямочки – моя слабость.

– Кстати, давай познакомлю. Это Картер Эддисон. – Джулиан легонько касается моей руки.

Как по команде, долговязый кучерявый парень оставляет накрытую кастрюлю и подходит к нам.

– Привет, – улыбаясь, здоровается он.

Он тоже по-своему милый, и улыбка у него широкая и искренняя.

– Я су-шеф, – сообщает он.

– И по совместительству бойфренд, – ухмыляется Джулиан. – Картер, это Молли, дочь невест.

Бойфренд. Вот этого я не ожидала.

– Очень приятно познакомиться, – говорю я.

– Взаимно. И мазаль тов[59]!

Я провожаю их на кухню и показываю, где найти приборы, утварь, мои капкейки и все такое прочее.

– Не знаю, поможет вам это или нет.

– Еще как поможет, – заверяет Джулиан. – Все супер.

– Хорошо, – киваю я.

А потом с минуту мы просто молча стоим и улыбаемся. Я никогда не отличалась особенным красноречием в присутствии Джулиана Портильо.

– Слушай, не подумай, что я тебя подгоняю, – наконец говорит Джулиан, – но, может, тебе пора одеваться? Не пойми меня неправильно, я люблю клетчатые штаны…

– Вот черт! – вырывается у меня.

– Смотри, она покраснела! – Он обнимает меня. Меня обнимает Джулиан Портильо. – Блин, какая же ты милашка. – Он подмигивает Картеру. – Знаешь, если бы мне нравились девушки, я бы обязательно выбрал тебя, Молли.

Не уверена, что мои чувства можно передать словами.

Окей, помните эмодзи, которое смеется и плачет одновременно?

Вот – прямо в точку. Я это эмодзи.

Я наспех одеваюсь и уже бегу по лестнице, когда приезжают Мина с Оливией. Довольно рано – кажется, их кто-то подвез. Только заметив, Оливия сразу меня обнимает.

– Поздравляю!

Кэсси идет нам навстречу.

– Короче, у меня только что был офигенный разговор с бабулей.

– Какой?

Кэсси корчит рожицу, и я смеюсь.

– Она только что сообщила мне, что когда бисексуалки женятся, они становятся лесбиянками.

– О нет, – бормочет Оливия.

– И я такая… Бабуль, просто нет. Нет. И так закатила глаза, что мозги было видно.

Теперь смеется Мина.

– Ну, она ведь не со зла.

– И это она еще не успела напиться, – замечает Кэсси. А потом косится на меня и, ухмыляясь, толкает локтем в бок. – Эй. Твой парень пришел.

Я краснею. Странно все как-то. Наверно, потому что всем вокруг все известно. И блин, кажется, отныне так и будет. Похоже, я никогда с этим не свыкнусь.

Рид стоит на заднем крыльце. В рубашке. Ну вот, теперь я знаю – рубашка делает его еще милее. Он улыбается мне, я улыбаюсь в ответ, и кажется, как будто кто-то поставил мир на паузу – всего на несколько мгновений.

Может быть, оно и к лучшему, что я никак к этому не привыкну.

Кажется, шесть часов никогда не наступит, но когда все-таки вдруг наступает, мы стоим под гирляндовой хупой: Кэсси, Эбби и я плюс Айзек с Ксавье на руках. Ксавье одет в малюсенький серый костюмчик.

Идеальный малыш.

– Добро пожаловать, – приветствует всех тетя Лиз.

Технически она мне не тетя. Да и вообще она не священник, впрочем, онлайн-сертификат у нее есть.

– Патти и Надин попросили меня, чтобы все было быстро, мило и приемлемо для несовершеннолетних. Насчет последнего мы еще, конечно, посмотрим…

Все смеются.

– В общем, меня зовут Лиз, мы с Надин вместе снимали квартиру в Мэриленде. Это было примерно, не знаю, миллиард лет тому назад.

Надин фыркает.

– Так вот вам анекдот из жизни: получаем мы расписание на первом курсе, и Дини в ярости. Потому что ей поставили введение в биологию, которое она уже проходила в старших классах, а это полнейшая жопа…

Гости за столом хохочут, потому что так ругаться – очень в стиле Надин. Я смотрю на родителей Эбби – дядя Альберт как всегда суров, а тетя Ванда, подняв брови, весело улыбается. Эбби искоса на меня поглядывает и ухмыляется.

– В общем, она убегает на занятия, бормоча под нос проклятия и тяжело дыша от гнева. А потом появляется в обед, и я спрашиваю: «Так что, тебе зачтут занятия? Засчитают оценку за уже пройденный курс?» А Надин такая: «Да не-е-е, мне пара понравилась».

Надин закрывает лицо руками и хохочет.

– А я типа: что? – продолжает Лиз, и в глазах ее сверкают искорки. – Мол, утром ты была готова приковать себя цепями к дверям деканата, а теперь такая: «Да это самый лучший курс». В общем, совсем меня сбила с толку. – Лиз выдерживает драматическую паузу, потом продолжает: – А через пару недель Надин представила мне ассистента преподавателя Патти Пескин.

Народ улюлюкает и хлопает в ладоши, а Надин и Патти переглядываются и хихикают. Так странно видеть, как твои родители так открыто друг друга обожают. Я не говорю, что это плохо, – просто непривычно.

В миллионный раз за сегодня я ловлю взгляд Рида.

Он улыбается.

И я улыбаюсь.

– Так вот… Согласна ли ты, Надин, взять в жены эту женщину Патти и уважать ее, поддерживать ее, заботиться о ней, в здравии и в болезни, пока смерть не разлучит вас?

– Согласна, – говорит Надин. Я никогда не видела, чтобы она так широко улыбалась.

– А ты, Патти, согласна ли взять в жены эту женщину Надин и уважать ее, поддерживать ее, заботиться о ней, в здравии и в болезни, пока смерть не разлучит вас?

Патти шмыгает носом.

– Согласна.

Чьи-то теплые пальцы переплетаются с моими – это Эбби. Я крепко сжимаю ее руку.

– Так что, колечко-то наденем? – спрашивает Лиз.

Я смеюсь. Все смеются. Только Патти рыдает, что неудивительно, однако и Надин тоже плачет, хоть и не так сильно. На самом деле это многое значит. Я видела ее слезы всего раз, и в тот момент она рожала…

– Итак властью, данной мне штатом Мэриленд, объявляю вас законными и самыми крутыми на свете женами.

Потом они разбивают бокал, все хихикают и кричат «мазаль тов», кто-то свистит.

А потом… Что ж.

Родителям в жизни выпадает всего один шанс страстно поцеловаться на виду у своих детей. И вот он, этот шанс. И их не остановить.

Даже если бы могла, я бы не стала.

После церемонии ко мне подходит Рид и тут же меня обнимает.

– Это было офигенно.

– Спасибо! – Я утыкаюсь ему в грудь и вдыхаю запах его дезодоранта. – Ты плакал?

– ЕЩЕ ЧЕГО. – Ямочка! – Чуть-чуть.

– О-о-о-оу!

Я широко ему улыбаюсь, и он берет меня за руки. С минуту мы просто стоим и смотрим друг на друга.

Потом он качает головой.

– Молли, ты меня убиваешь.

– Что?

Молчит. Щеки его розовеют.

– Просто ты очень, очень