Я расхохоталась. Все сегодня казалось мне замечательным. Даже нытье Добродеева.

— А знаете, какое самое лучшее лекарство от депрессии?

— Знаю! У вас, прекрасного пола, одно лекарство на уме — любовь!

— Любовь тоже неплохо. Но сложно. Нужно отправиться путешествовать. На природу, в лес!

— В пампасы и прерии! Вы серьезно? — Он смотрел на меня со странным выражением — как будто от моего ответа зависело что-то очень важное для него.

— Конечно, серьезно. Вот прямо отсюда — и в вечность!

— Знаете, Екатерина Васильевна, телепатия все-таки существует! Ведь я собирался в одно замечательное место, которое вполне можно использовать в медицинских целях. Как лекарство от ностальгии. Ну, не сию минуту, разумеется, а в принципе. Но одному туда ехать как-то не улыбается. Хотите, махнем вдвоем? Раз уж Бог послал мне вас, как кусочек сыра старой вороне, а?

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас? — передразнил он. — Так я и знал! Природа, лес, ахи, охи, а как до дела, помочь депрессивному другу, так сразу в кусты! Именно сейчас! Сию минуту! Ну?

— А куда?

— А сюрприз! Старик Добродеев знает такие места… Вам и не снилось!

— Даже не знаю… — нерешительно протянула я, зная наперед, что уже согласна. Мне вдруг страшно захотелось походить, проваливаясь в снег, по зимнему лесу, потрясти еловые лапы… Предчувствие радости охватило меня со страшной силой!

— Зато я знаю! — строго сказал Добродеев. — Старших слушаться надо. Вперед!

Машина плавно вильнула, набирая скорость — мелькнули городские окраины, какие-то складские строения, — и вырвалась на пустое загородное шоссе. Потянулись рощи, перелески и поля, покрытые снегом. Здесь была настоящая зима.

— Ой, смотрите, заяц! — вдруг закричала я. Справа от дороги, в снегу, сидел одинокий рыже-серый зай-чик. — А разве они не белые зимой?

— Не думаю. Никогда не видел белого зайца, — с сомнением отозвался Добродеев, — а перевидел я их изрядно. У меня друг в Западной Украине, в Карпатах. Вот где охота! И на оленей, и на зайцев, и на кабанов.

— И не жалко убивать?

— Людей убивают, и то жалеть некому.

Они помолчали.

Я сказала:

— Никогда не смогла бы убить.

— Человека?

— О господи, нет! Животное! О человеке и речи нет.

— Некоторых людей стоило бы. У меня есть друг, так он говорит, что собаку убить не смог бы, а человека, пожалуй, смог.

— Надеюсь, он шутит!

— Но иногда это решение проблемы.

— Не думаю! Сразу появится другая.

— Это как?

— Ну… допускаю, что загнанный в угол человек может пойти на убийство. Ему кажется, что это выход. И что дальше?

— И что же дальше? — поддразнивая, спросил Добродеев.

— Да он жить с этим не сможет! Спать не будет! Душу рвать раскаянием будет! Знаете, я читала, что убийцы приходят с повинной через десять, двадцать лет. Даже тридцать. А можете представить себе, как он жил все эти годы?

— Эх, Екатерина Васильевна, наивная вы душа! Мучения, раскаяния. Да посмотрите, что делается вокруг! Газеты читаете? Криминальные хроники?

— Читаю, и тем не менее… — Я прервала себя на полуслове, подумав: «Идиотка! У человека тоска, а я его развлекаю историями о раскаявшихся убийцах». — А у меня первый день отпуска! — похвасталась, с маху меняя тему разговора.

— А охотится кто? — просил Добродеев.

— Охотится?

— «Королевскую охоту» на кого бросили?

— На заместителя. Это мой первый отпуск за два года.

— А как же бедный богатый миллионер Ситников и его проблемы?

— Не знаю. Не видела его целую вечность.

— Но вы же работаете на него? Разве нет?

— Не уверена.

— Вы такая таинственная сегодня… Я и сам его целую вечность не видел. Звоню иногда, но этот капиталист вечно в полете, занят, время — деньги… «Извини, Алеша, дружище, сейчас не могу! Бегу! Лечу! Ты же знаешь, мне хронически не хватает бабла на шампанское, женщин и карты!» — передразнил он воображаемого Ситникова. А раньше дружили. Деньги портят человека, Екатерина Васильевна. То есть большие. Знаете, он очень переменился… — Добродеев задумался. — Как недавно все было и как давно! Знаете, мы все были уверены, что они с Алиной поженятся. А потом, как гром среди ясного неба — она выходит замуж за Володю Галкина! Ну, для Ситникова это, может, и к лучшему, а вот Володьке не повезло. Алина была создана для подвига, а не для семейной жизни. Мне иногда казалось, что она заблудилась во времени. Ей бы родиться пару тысячелетий назад, какими-нибудь гуннами предводительствовать. В Средние века ее, несомненно, сожгли бы на костре. А у нас, в нашем времени, ей было тесно. Жаль ее, такая нелепая случайность…

— Что — «нелепая случайность»?

— Ее смерть.

— Разве ее смерть — случайность?

— А вам что-то известно о ее смерти?

— Ничего не известно. Но когда умирает насильственной смертью старшая сестра, а спустя полтора года другая, молодая, цветущая женщина… согласитесь, что-то здесь нечисто.

— Ситников — как царь Мидас! К чему не прикоснется, то либо превращается в золото, либо умирает. — В голосе Добродеева прозвучали неприятные нотки.

Мы замолчали. Я смотрела в окно на заснеженные поля. В машине было тепло и уютно, и меня стало клонить в сон.

— А знаете, я все-таки хочу написать о вас, — сказал вдруг Добродеев, — да и реклама вам не помешает. Тема — пальчики оближешь! Красавица-детектив! От мужиков отбоя не будет.

— Очень надо! — брякнула я.

Он рассмеялся и сказал:

— Внимание! Мы почти у цели.

Машина свернула на слабо наезженную проселочную дорогу.

— Похоже, здесь давно не ездили, — заметила я. — Вы уверены, что нам сюда?

— Уверен, уверен! Старик Добродеев знает, что делает! — В голосе его прозвучали знакомые хвастливые нотки.

Через пару километров мы свернули еще раз, прямо в лес. Если здесь и была дорога, то теперь ее скрыл снег. Жесткие еловые лапы со скрежетом проехались по бокам автомобиля. Я инстинктивно пригнулась. Машина, натужно ревя мотором, как танк, медленно продвигалась вперед, пока, налетев на какое-то препятствие, не остановилась.

— Все! — сказал Добродеев. — Приехали! Настоящая Сибирь, а, Екатерина Васильевна? — Он был неспокоен и внимательно всматривался в сугробы впереди. — Черт, не завязнуть бы! Толкать будете?

— Буду. А что это за машина?

— «Ауди». Машина сверхнадежная, но не для таких снегов, разумеется.